... боишься - не делай, делаешь - не бойся... (с)
-----------------------
Гражданская лирикаГражданская лирика
Распутин.
Ты появился в этом мире,
Когда он жаждал перемен.
И дань мир отдавал лишь силе,
И не хотел любви взамен.
Ты рос среди природы вечной
И жадно пил из нее сок.
Твой дух в полете бесконечном,
Как губка, впитывал, что мог.
И хлыстовство, и христианство,
Богов языческих напев,
Противоречья протестантства.
Давить зов плоти твой удел!
И на дорогах скучных, пыльных,
В одеждах рваных и с клюкой,
Ты познавал все тайны жизни
И обретал лишь так покой.
В монастырях, в бреду голодном
И с пеной жгучею у рта,
Молился образам холодным
И думал, что душа чиста.
И вновь в пути, и вновь в дороге,
Ты зрел безумный маскарад;
Уже тогда ты был в тревоге,
В них ложный видя Петроград.
Во снах кошмарных ты метался,
Пытаясь тайны разгадать.
В поту холодном просыпался –
Жалел, что жаждал это знать.
Ты нужен там, а не пещерам,
Где тишина всегда одна;
Она тебе не лечит нервы –
Тебе агония нужна!
Взглянуть хотел в глаза горячке
И часть ее в себя вобрать.
Дворянство вывести из спячки,
Облить их дегтем, растоптать.
Как те когда-то растоптали,
И честь мундира, честь любви.
В разврате, блуде утопали,
Плебеи голубой крови!
Они порочили и лгали,
Все ближе поднося кинжал
К груди Империи печали,
Приняв страданья за оскал.
***
В мире демократии,
Извращённых ценностей –
Всех страданий матери,
Начинаний тлена.
Говорим мы «нет»
Разложенью мысли.
Это наш ответ,
Жизней наших смысл.
Пусть вернётся, пусть воскреснет,
Пусть поднимется с колен
Под напев славянских песен –
Ей не страшен красный плен.
Мы – Империя, мы – пламя!
Герб - из солнца коловрат!
Наше сердце – наше знамя!
Рай, чистилище и ад!
Рай – измученным дорогой,
Тем, кто слышал предков зов.
Шел в бой с верой и тревогой
За детей и праотцов!
В ядовитых заблужденьях
Чей-то дух был заключён;
Они молят о прощенье,
И чистилище их дом.
А предателям и зверям
Крематории и печь
Они боле не посмеют
Очернить нас иль обжечь!
Страницы забытых историй…
Игра времён
На книжных страницах
В померкнувшем взгляде и выцветших лицах…
Забытый сон…
Повернуть колесо,
Вслед за ним возвращаясь назад,
Сквозь решений забытых каскад,
На янтарное дно…
Обернуться в песок,
Стать забытым на вечность иль миг,
Улететь как серебряный крик
На горячий восток…
Ночь длинных ножей.
Вспышки металла,
Блеск хищных очей -
Вот и настала
Ночь "длинных ножей"!
Пришло время чистки -
Свобода Руси!
Оружия вспышки
Возмездья огни.
Столбы фонарей
Обмотать их кишками
Повесить зверей,
Разорванных псами!
Русь.
Русь Великая, Русь поредевшая!
Стынет в жилах твоих уже кровь.
Кровь славянская, кровь побелевшая,
Не бурлит она боле и вновь.
Закупорены грязью истоки,
Чёрный дёготь в молочной реке,
А брега-киселя – чёрны стоки –
Ты гниёшь, не противясь судьбе.
Пожирают тебя паразиты:
Твоё сердце, твой разум, твой дух.
Твои очи хрустальны – разбиты;
Песни варваров отняли слух.
Твоя плоть от болезни темнеет,
Твоя речь непонятна тебе,
Да ряды твоих армий редеют,
И мы сироты в этой борьбе.
Но нас много и вместе мы – сила!
Сила чистой славянской крови,
Хоть нас смерть беспощадно косила
В эти годы безмолвной войны.
Эти варвары, видно, забыли,
Как их кровь омывала металл
Тот, которым славяне их били –
Он возмездием сладким сверкал!
Закалялись в бою мы веками,
Защищая свободу Руси,
И сейчас мы готовы с врагами
Эти счёты в могилу свести.
Мы восстанем, ведомые зовом
Нашей крови и наших корней
И изгоним всю нечисть из дома,
Из того, что нам жизни милей!
Вы здесь были когда-то гостями,
Но сейчас вы нам снова враги:
Вы разносчики грязи и дряни!
Вместо шепота крики: «УМРИ!»
Солдаты Апокалипсиса.
Одетые в чёрную форму,
Со свастикой вместо креста,
Ступают под марш батальоны –
Дрожит в предвкушенье земля!
Сверкает во взгляде их хищник
Опасный своей красотой.
Болезнь и изгои их пища,
А звон канонады – их вой.
Их лица повернуты к солнцу;
Оно озаряет им путь,
И сердце под формой не бьётся –
Ему было должно уснуть.
Его заменили горячим
И созданным богом войны,
Осколком лишь истину зрячим,
Рожденным мерцаньем звезды.
Они солдаты «не фортуны»,
Их мозг излечен от «чудес».
Они воскреснувшие думы –
Реинкарнация СС!
Под их ногами жгучий пепел,
По локоть руки их в крови,
И, как тогда, восточный ветер
Ведёт вперёд за рубежи!
Что было грязи порожденьем,
Вернётся снова: к праху прах.
В восторге тонет осужденье,
Рождая в черни липкий страх.
Кулак стальной вознёсся к небу,
Единый, мощный и живой;
Он дышит чистой силой белой,
Мы ставим все на этот бой!
Марш белой силы, как сознанье старый,
И по сей день мы вторим все: «Во Славу»…
Новый Освенцим
Пусть строят на плацдармах
Барачный городок.
Он будет как казарма
На бесконечный срок.
Вбивайте сваи в землю,
Натягивайте сеть!
Тут истребим мы скверну,
Которую не счесть.
По проволоке колючей
Пропустим смерти ток.
Сей стражник всемогущий
Схоронит зла исток
Мы тут построим новый,
Забытый «старый дом».
Гостям под шаткой крышей
Мы угол бережём.
И все запомнят эти
Забавы у костра…
Как пепел носит ветер,
Как шепчется листва…
Как утро пробуждая,
Поют тут петухи,
Как болью истребляют
Все смертные грехи!!!
Искрят круги стальные,
Вращаются в воде…
Как мельницы шальные,
Качая на спине
Сотни «недочеловеков»
Мы зовем на карусель,
Как тогда в средине века…
Возвращенья в колыбель.
Электрическим разрядом
К жизни мы вернём себя.
Наши тайные обряды
Не подводят никогда.
Миг конвульсий - и мы живы,
Ну а гости «легли спать»…
Боле нету перспективы –
Смерти вам не отказать!
Мы зверей поймали в сети,
Вместе с ними и болезнь,
Ее вылечат лишь плети!
Всё – мы поднялись с колен!
Россия
Я верю – миг придет, когда Россия
Проснётся от кошмаров и невзгод;
Расправит плечи, сбросит груз бессилья,
С колен поднимет падший свой народ.
Она Святая – муки её тленны;
Хребет ломали ей кнутом и кумачом;
Ей обещали счастье, перемены,
Связав ей руки перед палачом.
Бразды от танков ей уродовали лик.
И продавали её как рабу без слова.
В груди ее не сердце, а нарыв,
Но будет биться это сердце снова!
Прошу, проснись, воскресни и сияй!
Не оставляй нас – ты наша Мессия,
Довольно мук – твоя дорога в рай!
Довольно слез, Великая Россия!
Стальной пакт.
Берлин цветёт, забыв про гнилость:
Назад дороги боле нет.
Народ, поверивший в красивость
Бескровных «праведных» побед,
Домой спешит вдоль ряда флагов,
На коих угли во крови,
На лицах маски из отравы –
Налёт свинцовой «не войны».
Штыки направлены на Запад,
Люфтваффе небо рвёт огнём;
Как хищный зверь бежит на запах,
Крадясь сквозь ночь и прячась днём.
Но мало… мало… запах плоти
Манит сильнее на Восток,
А Пакт Стальной – на повороте
Сниженье темпа – и бросок.
***
Разрушение иллюзий:
Провалившийся блицкриг,
Утонувший средь контузий,
Издавая хриплый крик.
Грохот танков под Москвою,
Снег кровавый на плацу…
Никогда я не отмою
Боль, примёрзшую к лицу!
***
Холодные подвалы
Мне снились в эту ночь,
А вне их лишь завалы;
Кричат… мольбы помочь…
Мы пятый день в осаде,
Без пищи – всё на фронт!
Мы гибнем внуков ради –
Пусть вспомнят нас потом.
Иду по трафарету
Останков и гнилья,
Руинам лазарета,
Где умерли друзья.
Лицо покрыла копоть;
Всё тело как нарыв.
Мне бьют под ребра локтем…
Я падаю… и взрыв.
Завыла канонада,
Свист крыльев: «Мессершмитт»!
Усилена блокада;
Я встал… меня тошнит.
Вокруг огонь и топот,
Теней туманный марш.
Команды?.. Или шёпот?
Враги?.. Иль кто-то наш?
Нет, вражеская форма –
Горит железный крест
Солдата батальона
«Чудовищных надежд».
Но как лицо знакомо –
Глаза и губ изгиб.
Фуражка как корона –
Сталь черепа блестит.
Мы смотрим друг на друга,
И пенится злой яд.
Агонией недуга
Мой разум стал объят.
«Паскуда…» - ртом кровавым
Я в ужасе шепчу…
В молчании лукавом
Ты рвёшь мою мечту.
Сверкнул штык-нож свирепо.
Мне стало вдруг тепло –
Лучи слепого света
Заполнили нутро.
Твой взгляд холодно-чёрный,
Сжигающий мосты…
Я вижу батальоны…
Пентакли и кресты.
Кумач кровавый в небе,
Имперский триколор -
Мы винтики в системе,
Где властвует террор.
Я знаю это… помню…
И в гневе ухожу,
Сползая так покорно
На грунт по штык-ножу.
Кричу… прочь из кошмара!
Я будто весь в огне,
А ты из войн пожара
Всё метишь в сердце мне.
Не знаю, где ты ныне –
Парад уж отгремел –
В поверженном Берлине?
Гниёшь в сырой земле?..
Ты видишь сны? Кошмары,
Пригретая змея?..
Ты будто тут – удары
Всё сыплешь на меня…
Мы умерли, я знаю,
Под Курскою дугой -
Во снах лишь воскресаем,
Вступая с прошлым в бой!
Лагерный пейзаж.
Луч солнца обжигает грязь стекла
И, заразившись тифом, сразу чахнет.
В тех комнатах больная полумгла,
Которая пожарищами пахнет.
Там смерть ложится тонким слоем пыли
На койки, подоконники, столы.
Подует ветер, и раскроет крылья
Она свои из газовой струи.
Она – калейдоскоп судьбы капризов;
Мозаику из «огненных крестов»
Рисует без набросков и эскизов,
Деля всех на господ и на рабов.
Она нарисовала их портреты
И кислотою выжгла их черты.
Нет выбора и не слышны ответы,
Лишь только сладкий шёпот темноты…
Газовая Камера.
Большое помещение…
Кафель и бетон,
Слепое освещение,
Застывший в стенах стон.
Ржавеющие трубы,
Утихший топот ног.
Тут аромат микстуры,
Незримый едкий смог.
Царапины на стенах,
И слёзы на полу…
Прокусанные вены
И выдох в тишину,
Которая, цепляясь,
Ползёт по сетям труб,
Всем этим наполняясь,
Съедая сердца стук.
Лицо, как и другие,
Лишь сузил страх зрачки.
Как будто бы живые,
Не мёртвые они.
Агония угасла:
Задушена за миг,
Создав из яда маски
Для мертвенно живых.
Пройдут часы, и снова
Раздастся топот ног,
И шёпот разговоров,
И сердца стук, и вздох.
Всё снова повторится –
И крик, и тишина,
Испуганные лица…
И газа пелена.
Крематорий.
Холодный бетон, растворённый во тьме,
Он давит, сжимая объятья,
И пот ледяной по дрожащей спине
Струится как кровь по распятью.
Здесь воздух удушливый, копоть и смрад,
Да как металлический монстр
Ворчит непрестанно чугунный каскад
Печей крематория. Льётся
Заунывная песня огня и углей:
То жалобный стон, то удары.
Как марши убийствам и страшной войне
Звенят по бетону тирады.
За этой стеною болезни в триумфе,
А в тесной темницы у них власти нет:
Здесь пепельный Бог - исцеляющий муфель,
Но день в сим чистилище тянется век.
Заксенхаузен акростих
Закрываются за спинами ворота,
А за ними – только склизкий страх:
Кнут свистит под марши Тотенкопфа,
Стынет кровь на чёрных рукавах.
Если вопль, то вздёрнуты затворы –
Наготове спусковой крючок;
Храм «святого» белого террора
Аннексирует свободу под щелчок.
Усмирить из олова солдата
За чужие мифы и мечты -
Есть ли смысл, если ждёт расплата,
Надругавшихся во имя «красоты»?
Комендант.
В гробу деревянном
С окном в пустоту
Я как оловянный
Солдат на посту.
Мне тесно и душно.
Дорожки дождя
Бегут равнодушно,
По стёклам звеня.
Прах с пылью прибиты
На поле пред мной,
И в сон свой забытый
Я впал с головой.
Все тело немеет,
Я вновь на краю.
Вздохнуть я не смею
И снова горю.
Безмолвно и слепо…
Я просто солдат…
Мой марш самый первый,
Зажатый приклад…
Сгораю словно феникс…
Из пепла восстаю,
Нависнув вновь над бездной,
На проклятом краю…
Вот первый вдох…мгновенья…
Стук сердца, стук дождя.
В объятьях откровенья
Очнулся снова я.
Нет…ложные напевы…
Иллюзий кутерьма...
Вокруг листы фанеры,
Обрюзгшая тюрьма.
Здесь жизнь давно померкла.
Смерть шепчет по углам
Цинично, зло и мерзко…
Шаги то тут, то там.
Мне жарко, лихорадит,
В поту я ледяном.
Чего же жил я ради,
Коль ныне здесь мой дом?
Стекло мне жжёт ладони,
Стук капель по ушам.
Меня тошнит от вони -
Я спёкся, я устал.
Мой взор давно погасший
Скользит по пустырю:
Вам, несомненно, страшно –
Я бил зло на корню.
Сверкают чёрной жижей
Цепочки мелких луж,
Их будто кто-то выжег…
Остатки чьих-то душ.
Кольцо гнилых бараков
Обняло мой пустырь.
В кольце том мир так шаток
И слеп. Я ж – поводырь.
Маршрут давно известен,
И звуки все родны.
Мне стали очень пресны
Запретные плоды.
Ещё совсем недавно
Восторг будил во мне
Гудок протяжно-плавный
И поезд весь в огне.
Шальные вой и крики,
Солдаты на плацу,
Гуляющие блики
По бляхам, по свинцу.
Команда: «Целься! Пли!»
И залпов стройных хор;
Хотели и могли
Любить мы этот вздор.
Но годы все пожрали,
Умерили мой пыл,
Да чувства все отняли;
Огонь угас, что был.
Прорвав туман, раздался
Хрипящий свист гудка,
А вот и опоздавший
Состав издалека.
По стенам пробежала
Дрожь, преступив порог,
От разных звуков шквала:
Команды, топот ног.
Высокий бодрый голос
Ударил по вискам,
И повторил он снова:
«Вас ждут, мой комендант!»
Унтерштурмфюрер Амон Гёт
Ты выходишь неспешной походкой
На залитый лучами балкон.
Дробь скрипит под упругой подмёткой,
Да дверей хрип зловещий ей в тон.
Стул ногой равнодушно подвинув,
Ты садишься – ты жизни король;
Твой алмаз из дерьма кто-то вынул,
Даровав тебе данную роль.
И теперь ты сидишь на балконе,
Протирая лениво прицел,
Блики солнца ловя на патроне…
Ты, ей-богу, пострел, что поспел!
Прикурил, сжав в зубах сигарету,
Дёрнул резко ты пальцем затвор.
«Ликвидировать полностью гетто», -
Был твой личный «слепой» приговор.
Взгляд холодной отточенной стали
Устремился сквозь лупу-прицел:
«Ну, кто пулю зубами поймает?
Та жидовка иль поц, что присел?»
Впрочем, лишние эти сомненья…
Нынче баба, а завтра и он.
Ты – охотник на «всепораженье»;
Утро новое – новый сезон.
Ты спускаешь крючок без раздумий;
Ты и ствол - как живой организм…
Выстрел… взял чью-то жизнь жадной пулей -
Смерти тоже присущ эгоизм!
Персоналий.
1. Кто-то сжал кулак железный,
В пальцах жизни преломив;
Кто-то счёл диктат полезным –
Дрогнул, кровью лист залив.
Реформации и чистки!
Эталон сейчас другой –
Взятка, связи иль записка -
Кто был свой - теперь чужой.
Этот кто-то взял удила,
Натянув, изрезал рот
Как заезженной кобыле:
Ей подобен стал народ.
Аппарат террора создан!
Свои когти запустил
В лоно жизни, подняв лозунг:
«За Отчизну, что есть сил!»
Надругавшись, умертвили
Веймар, разум, честь и долг;
В рот распахнутый вложили
Страсти к скрежету оков.
Лагеря… СС… гестапо…
Его детища и рок;
Ожидает всех расплата –
Усомнившихся, кто бог!
2. Снят мундир, сверкнул монокль,
Прокатившись по столу.
Покачнулся старый тополь
За окном, смущая тьму.
Шелест мятых документов…
Руки нервно теребят
Устаревшие монеты,
Что измученно блестят.
Кровь, агония и трепет
Растворились в полумгле:
В штаб-квартирах под запретом,
Лёжа плёнкой на стене.
Там же стол измазан сажей,
Ароматы зла и лжи,
Показаний ушлых, так же
В крови с ржавчиной щипцы.
Звон хрустального бокала,
Теплый булькающий звук –
Будто кровью омывало
Кубок полный, дрожью рук.
Снова тихо; сердце ровно
Бьёт предательскую дробь,
Нагнетающе упорно,
Без различий – смех иль скорбь.
В унисон с ним вскоре будут
Марши Вагнера звучать.
Зверя Вотана разбудят
И дадут команду: «Взять!»
Генрих Гиммлер акростих
Где-то ныне в Люнебургской пустоши
Его тело хладным мраком сковано;
Не нарушить боле этот круг тиши
Рвано-хриплым криком черна ворона.
Изменить прошедшее не в силах ты:
Храм поруганный в руины обратился уж;
Груды пепла покрывают чудных снов цветы,
И вздымается грудь бестии, что спит средь стуж…
Может, там твой дух перерождается,
Мимолётным ветром мчась обратно в тишь?
Люнебург – не мёртв - вновь пробуждается
Едкой дымкой от костей вовек нетленных лишь -
Руны прежние на землю возвращаются…
Герман Геринг акростих
Герой войны с Крестом Железным,
Едва ли думал ты тогда
Разрушить рейх и к краю бездны
Марш двинуть. Снова в никуда…
Армады танков и люфтваффе
Неслись несметною ордой,
Града крестя огнём и страхом -
Европа выжжена войной…
Разруха, суд оставшихся
И смертный приговор
«Не вешают фельдмаршалов», -
Грех лучше, чем позор!
Нюрнберг – шоу начинается!
Судилище померкших норм морали
Да павших ныне идолов идей.
Свой акт они достойно отыграли;
На сцене ныне толпы палачей…
Тут те же тропы, те же реки крови,
Зашит тут белой ниткой каждый шов.
Лицо – возможно, дух – не перестроить:
Ложь в каждой маске и плеяде слов.
Вот они - жертвы для отвода глаз!
Вот они - звери с ликами людскими!
Смотри, народ, под их, лишь их, приказ
Война полмира сделала пустыней!
«Но судьи кто?» - встаёт вопрос беззвучный.
Не вы ли, архитекторы «страстей»?
Не вы ли, кто бессовестно обрушил
Смертельный груз на головы людей?
Не вы ли в Нагасаки с Хиросимой
Бесчисленные тысячи за раз
С лица земли – детей и жён безвинных -
Убили кровожадно! А сейчас?
Не вы ли, господа, живых сжигали?
Я помню Гамбург, Дрезден – всё в огне!
Вы лагеря бомбили – за медали?
Союзники, да вы противны мне!..
Незабытый Генерал.
«Уже поздно и скоро станет совсем темно. Когда наши друзья придут к тебе вечером в день моей казни, это будет моей похоронной процессией. Мой гроб покоится на пушечном лафете, а за ним маршируют все немецкие солдаты:
погибшие в битвах – в авангарде этой огромной колонны, а ныне живущие в её арьергарде».
Генерал Йодль в письме своей жене Луизе, 14 октября 1946 года.
Тебе пéтлю сплели бережливо,
Пропитавши её клеветой;
Ныне гордо и малость уныло
Ты вступаешь в последний свой бой.
Он неравный, увы, предрешённый,
В нём нет чести, отваги солдат,
Не в полях, не железом калёным –
Правил нет, и разят наугад.
Это бой - кабинетно-бумажный;
Это бой – ты один и в котле,
И какой-то писака «отважный»
Лезет в обуви в душу к тебе!..
Что мундир ему твой и погоны,
Запах пороха чуждый ему?
Не понять, каково батальоны
За собою вести на войну!
Но былое отныне неважно:
Всё забыто, что нужно забыть;
Уподобившись девкам продажным,
Кто ни лень продолжает клеймить…
Ты ж – пугающе смел и спокоен,
Стены камеры боле не в счёт.
Те, кто нужно, поймут тебя, воин,
И не страшен тебе вражий гнёт!
Вот уж скоро придёт твоё время,
И замрут механизмы часов.
Пусть всего лишь на пару мгновений
Помянёт тебя время без слов…
А пока ты постель убираешь
Да пакуешь пожитки жене;
Про себя, не спеша, повторяешь,
Что напишешь в последнем письме.
Тебе чудятся песни былые -
Будто отзвуки их за стеной,
Где сейчас все глухие, слепые -
Был один Бог, а ныне другой.
Двадцать три сорок пять – твоё время…
Тебя вяжут… несут вниз лицом
По тюремным туннелям старенья,
Обмотав твою душу венцом.
Гимнастический зал… море света –
Как софиты на сцене горят –
По негласным законам Совета
Совершается грязный обряд.
Спали цепи! Ты гордо и прямо
По ступеням взойдёшь на помост.
Затянулись все старые раны!
Что страдать, если выбор столь прост?..
В тебе страсти кипят уж едва ли…
Вот тринадцать ступеней и «взлёт»,
Чтобы судьи чрез годы сказали:
«Вместо крови в их жилах был лёд!»
Во время Мюнхенских процессов по денацификации Германии в 1953 году немецкий суд полностью снял с генерала Йодля все предъявленные ему в Нюрнберге обвинения и реабилитировалего посмертно.
Нюрнберг.
Мне страшно, если суд тот справедливый;
Мне тошно от озлобленной толпы.
Одно лишь вороньё кружит над нивой,
Где зрели ране общие плоды!
Оплёваны знамения Фемиды;
В её руках базарные весы,
Глаза свои – пентакли – устремила
Она на вопли первой полосы!
Позорная дешёвая премьера,
Судейский не подводит ширпотреб -
Забиты бельэтажи и партеры:
Толпе нужны лишь зрелища и хлеб!
Я не видала ярче воплощенья
Позорной лицемерной клеветы:
Как будто инквизиция и ведьмы;
Но «жгли» теперь не жизни, а мосты!
Памяти И.Талькова
Ты был певцом Святой России;
Ты как огонь светил и жёг,
Ты верил в то, что её силы
Даруют истины цветок
Её заблудшему народу…
Ты этим жил и это пел,
Грозя картавому уроду,
Что в мавзолее захирел.
Ты клял кумач кровавый, звёзды,
КПСС, НКВД
Ты пел – в глазах вставали слёзы
И каждый будто бы прозрел.
Но твоя правда злила бесов,
Сжигая дьявольский их нимб,
Решили враз они на мессе, -
Тебе пора покинуть «лимб».
Ты знал и чувствовал – опасно;
Ты говорил: «Меня убьют
На сцене – это не напрасно.
Я твёрд и прав. Меня поймут…»
И ты ушёл в час апогея,
Куплет последний свой допев.
И в русских душах зыбко тлея,
Твой глас звучит, смывая грех.
***
Послушно подняли знаменья
Повесы чьих-то «крайних» мер.
Слепцы без собственного мненья -
Вы только жертвы быстрых стрел
Гнилой и лживой пропаганды,
Продажной прессы и молвы,
Подвластных лже-гражданской банде,
Порабощающей умы!
Гипноз, внушение, обман
Народных чаяний и веры.
Вам невдомёк?! Да это план
По воскрешению химеры!
Вам методично, ежедневно
Внушают правильность идей:
Демократичность – это верно
И мы шагаем прямо к ней.
Друзья, не правда ли, забавно?
Мы непременно все равны,
«Но помни, - шепчут, - кто тут главный
И в чьих руках судьба страны».
А так формально ты свободен:
Надейся, думай и мечтай.
Ты будешь жив пока угоден:
Ты думать думай – меру знай!
Гражданская
Люблю тебя, Россия!
Коль нужно, я войду
Под стягами тугими
В гражданскую войну.
И сердце моё будет
С твоим стучать в груди,
Гореть под залп орудий –
Ведь бойня впереди!
Я слышу, как ты стонешь,
Как маешься в бреду…
Была свободной, помнишь?
Всё, полно, - я иду!
Мне боль твоя – отрава,
И гибну я с тобой;
Я будто бы бесправна
В тебе, мой дом родной!
Где разномастный шабаш
Устроил сатана,
Продав за драный вкладыш
Тебя, моя страна!
Вставай, народ, довольно!
Тебе в лицо плюют,
А ты толпой безвольной
Приветствуешь свой кнут.
Ты помнишь свои корни?
Ты – Русский, Славянин,
Ты – сын Руси и Воин –
Не просто гражданин!
За что деды сражались?
И гибли для чего?
В грязи чтобы валялись
И жрали лишь гнильё?
Вас кормят обещаньем –
Помои в уши льют:
«Ещё чуть-чуть страданий
И праздник будет тут».
Не верьте льстивым песням,
А гляньте лишь вокруг:
Ведь наши с вами дети,
Сжав шприц с бутылкой, мрут!
Без выстрелов, сражений
Нас, Русских, день за днём
Ломают, чтоб колени
Согнуть пред палачом!
Вам хочется на милость
Отдаться чужакам?
Чтоб сердце Русских билось
В угоду их богам?!
Подумайте о детях,
О внуках, о стране –
Ведь Вы за них в ответе,
А ставите к стене!..
Война
Война!
Играет мышц стальных броня.
Без дна
Голодный омут из огня.
Заря
Кровавым знаменем взошла.
Края…
Края и долы пожрала!
Стрелой
Картечь, визжа, летит на цель
Живой
Ты был, но смерти карусель
Когда
В свой оборот тебя взяла.
Она
Шепнула слово изо льда:
Война!
Война
Когтистой лапой соскребла
Града;
Снарядов залпом облила,
Меня
Обняла красным кумачом,
Слепя,
И нарекла вдруг палачом.
Штык-нож
Мне руки режет и горит,
Да дрожь
Мне мозг и тело воспалит.
Кресты...
мне страшно жить - не умирать,
Но ты
Не должен снова забывать -
Война!
Без дна…
Холокост
Рот открыв от изумленья,
Маску скорби нацепив,
Все народы без сомненья
Верят в шоа, что есть сил.
Их религия святая
Жаждет праведных чудес;
Что наука или знанья?
Вера теплится и без!
Она там, в печах остывших,
Где за миг десятки жгли,
До сих пор там будто слышат
Крики чьи-то и шаги.
Холокост – восьмое чудо света,
Лже религия, насмешливый плевок
На забытые могилы наших дедов
И на наш заблёванный порог.
Холокост – презрение морали,
Серебро на откуп дурачью,
Чтобы те в истерике орали
И молитвы выли юдо-палачу.
Пеной рот ваш пожирает
Ритуальный смысл слов:
«Газенваген», «душевая»…
Погребальных ям костров
Вам как будто не хватает;
Ну а «газовый подвал» -
Мозг уставший воспаляет
И срывает стонов шквал.
Глушит всякую попытку -
Шоры прочь. Еретики!
На кол, в камеру, под пытку,
Где промыть должны мозги.
1941-1945. Война.
Я слышу протяжные вои
Тех призраков, сгинувших прочь:
Людей, не вернувшихся с бойни,
Ушедших в холодную ночь
Москвы, Сталинграда иль Курска,
Варшавы, Берлина – навек -
Там, где со снарядами рвутся
И жизни, и сам человек…
Туда, во владение страха,
Под град поцелуев свинца,
Остались там многие прахом
Без имени и без лица.
Земля - братьев павших могила -
Слезами и кровью полна,
Но в бой вели ярость и сила –
Была ненасытной война!
Там люди - с гримасой звериной;
Кровь, крики сводили с ума;
Виновных, мой друг, и безвинных
Там не было, - ибо война!
Она всё меняет, корёжит:
И разум, и душу, мораль;
Кто в чести знал толк – стал ничтожным,
Убийца – вдруг бога звонарь…
***
Последний бастион – ему не пасть отныне;
Вросли стальные корни в плоть матери-земли.
Века его не тронут: гниенье их, унынье…
Он вечно жив в легендах – преданьях старины.
Он соткан из имён и ликов наших предков,
Не дрогнет под ударом всех иноземных орд –
Он сбережёт сынов, любимых беззаветно,
Сынов, что бьются ныне за Русь свою и род!
***
Дороги ломаный узор
Ползет по полю золотому -
Пленяет сердце, манит взор;
Все мило, дорого, знакомо…
Но в сердце теплится тоска,
И грохот стали раскалённой
Из тьмы времен бьет по вискам -
Как много здесь захоронённых!
Топтал тут некогда сапог
Траву, бутоны полевые -
Да шел за полком новый полк,
Катюши истерично выли…
Попрали девственность природы -
Об этом память мне кричит,
О том, как бились ране орды -
Земля от крови все горит!
Гражданская лирикаГражданская лирика
Распутин.
Ты появился в этом мире,
Когда он жаждал перемен.
И дань мир отдавал лишь силе,
И не хотел любви взамен.
Ты рос среди природы вечной
И жадно пил из нее сок.
Твой дух в полете бесконечном,
Как губка, впитывал, что мог.
И хлыстовство, и христианство,
Богов языческих напев,
Противоречья протестантства.
Давить зов плоти твой удел!
И на дорогах скучных, пыльных,
В одеждах рваных и с клюкой,
Ты познавал все тайны жизни
И обретал лишь так покой.
В монастырях, в бреду голодном
И с пеной жгучею у рта,
Молился образам холодным
И думал, что душа чиста.
И вновь в пути, и вновь в дороге,
Ты зрел безумный маскарад;
Уже тогда ты был в тревоге,
В них ложный видя Петроград.
Во снах кошмарных ты метался,
Пытаясь тайны разгадать.
В поту холодном просыпался –
Жалел, что жаждал это знать.
Ты нужен там, а не пещерам,
Где тишина всегда одна;
Она тебе не лечит нервы –
Тебе агония нужна!
Взглянуть хотел в глаза горячке
И часть ее в себя вобрать.
Дворянство вывести из спячки,
Облить их дегтем, растоптать.
Как те когда-то растоптали,
И честь мундира, честь любви.
В разврате, блуде утопали,
Плебеи голубой крови!
Они порочили и лгали,
Все ближе поднося кинжал
К груди Империи печали,
Приняв страданья за оскал.
***
В мире демократии,
Извращённых ценностей –
Всех страданий матери,
Начинаний тлена.
Говорим мы «нет»
Разложенью мысли.
Это наш ответ,
Жизней наших смысл.
Пусть вернётся, пусть воскреснет,
Пусть поднимется с колен
Под напев славянских песен –
Ей не страшен красный плен.
Мы – Империя, мы – пламя!
Герб - из солнца коловрат!
Наше сердце – наше знамя!
Рай, чистилище и ад!
Рай – измученным дорогой,
Тем, кто слышал предков зов.
Шел в бой с верой и тревогой
За детей и праотцов!
В ядовитых заблужденьях
Чей-то дух был заключён;
Они молят о прощенье,
И чистилище их дом.
А предателям и зверям
Крематории и печь
Они боле не посмеют
Очернить нас иль обжечь!
Страницы забытых историй…
Игра времён
На книжных страницах
В померкнувшем взгляде и выцветших лицах…
Забытый сон…
Повернуть колесо,
Вслед за ним возвращаясь назад,
Сквозь решений забытых каскад,
На янтарное дно…
Обернуться в песок,
Стать забытым на вечность иль миг,
Улететь как серебряный крик
На горячий восток…
Ночь длинных ножей.
Вспышки металла,
Блеск хищных очей -
Вот и настала
Ночь "длинных ножей"!
Пришло время чистки -
Свобода Руси!
Оружия вспышки
Возмездья огни.
Столбы фонарей
Обмотать их кишками
Повесить зверей,
Разорванных псами!
Русь.
Русь Великая, Русь поредевшая!
Стынет в жилах твоих уже кровь.
Кровь славянская, кровь побелевшая,
Не бурлит она боле и вновь.
Закупорены грязью истоки,
Чёрный дёготь в молочной реке,
А брега-киселя – чёрны стоки –
Ты гниёшь, не противясь судьбе.
Пожирают тебя паразиты:
Твоё сердце, твой разум, твой дух.
Твои очи хрустальны – разбиты;
Песни варваров отняли слух.
Твоя плоть от болезни темнеет,
Твоя речь непонятна тебе,
Да ряды твоих армий редеют,
И мы сироты в этой борьбе.
Но нас много и вместе мы – сила!
Сила чистой славянской крови,
Хоть нас смерть беспощадно косила
В эти годы безмолвной войны.
Эти варвары, видно, забыли,
Как их кровь омывала металл
Тот, которым славяне их били –
Он возмездием сладким сверкал!
Закалялись в бою мы веками,
Защищая свободу Руси,
И сейчас мы готовы с врагами
Эти счёты в могилу свести.
Мы восстанем, ведомые зовом
Нашей крови и наших корней
И изгоним всю нечисть из дома,
Из того, что нам жизни милей!
Вы здесь были когда-то гостями,
Но сейчас вы нам снова враги:
Вы разносчики грязи и дряни!
Вместо шепота крики: «УМРИ!»
Солдаты Апокалипсиса.
Одетые в чёрную форму,
Со свастикой вместо креста,
Ступают под марш батальоны –
Дрожит в предвкушенье земля!
Сверкает во взгляде их хищник
Опасный своей красотой.
Болезнь и изгои их пища,
А звон канонады – их вой.
Их лица повернуты к солнцу;
Оно озаряет им путь,
И сердце под формой не бьётся –
Ему было должно уснуть.
Его заменили горячим
И созданным богом войны,
Осколком лишь истину зрячим,
Рожденным мерцаньем звезды.
Они солдаты «не фортуны»,
Их мозг излечен от «чудес».
Они воскреснувшие думы –
Реинкарнация СС!
Под их ногами жгучий пепел,
По локоть руки их в крови,
И, как тогда, восточный ветер
Ведёт вперёд за рубежи!
Что было грязи порожденьем,
Вернётся снова: к праху прах.
В восторге тонет осужденье,
Рождая в черни липкий страх.
Кулак стальной вознёсся к небу,
Единый, мощный и живой;
Он дышит чистой силой белой,
Мы ставим все на этот бой!
Марш белой силы, как сознанье старый,
И по сей день мы вторим все: «Во Славу»…
Новый Освенцим
Пусть строят на плацдармах
Барачный городок.
Он будет как казарма
На бесконечный срок.
Вбивайте сваи в землю,
Натягивайте сеть!
Тут истребим мы скверну,
Которую не счесть.
По проволоке колючей
Пропустим смерти ток.
Сей стражник всемогущий
Схоронит зла исток
Мы тут построим новый,
Забытый «старый дом».
Гостям под шаткой крышей
Мы угол бережём.
И все запомнят эти
Забавы у костра…
Как пепел носит ветер,
Как шепчется листва…
Как утро пробуждая,
Поют тут петухи,
Как болью истребляют
Все смертные грехи!!!
Искрят круги стальные,
Вращаются в воде…
Как мельницы шальные,
Качая на спине
Сотни «недочеловеков»
Мы зовем на карусель,
Как тогда в средине века…
Возвращенья в колыбель.
Электрическим разрядом
К жизни мы вернём себя.
Наши тайные обряды
Не подводят никогда.
Миг конвульсий - и мы живы,
Ну а гости «легли спать»…
Боле нету перспективы –
Смерти вам не отказать!
Мы зверей поймали в сети,
Вместе с ними и болезнь,
Ее вылечат лишь плети!
Всё – мы поднялись с колен!
Россия
Я верю – миг придет, когда Россия
Проснётся от кошмаров и невзгод;
Расправит плечи, сбросит груз бессилья,
С колен поднимет падший свой народ.
Она Святая – муки её тленны;
Хребет ломали ей кнутом и кумачом;
Ей обещали счастье, перемены,
Связав ей руки перед палачом.
Бразды от танков ей уродовали лик.
И продавали её как рабу без слова.
В груди ее не сердце, а нарыв,
Но будет биться это сердце снова!
Прошу, проснись, воскресни и сияй!
Не оставляй нас – ты наша Мессия,
Довольно мук – твоя дорога в рай!
Довольно слез, Великая Россия!
Стальной пакт.
Берлин цветёт, забыв про гнилость:
Назад дороги боле нет.
Народ, поверивший в красивость
Бескровных «праведных» побед,
Домой спешит вдоль ряда флагов,
На коих угли во крови,
На лицах маски из отравы –
Налёт свинцовой «не войны».
Штыки направлены на Запад,
Люфтваффе небо рвёт огнём;
Как хищный зверь бежит на запах,
Крадясь сквозь ночь и прячась днём.
Но мало… мало… запах плоти
Манит сильнее на Восток,
А Пакт Стальной – на повороте
Сниженье темпа – и бросок.
***
Разрушение иллюзий:
Провалившийся блицкриг,
Утонувший средь контузий,
Издавая хриплый крик.
Грохот танков под Москвою,
Снег кровавый на плацу…
Никогда я не отмою
Боль, примёрзшую к лицу!
***
Холодные подвалы
Мне снились в эту ночь,
А вне их лишь завалы;
Кричат… мольбы помочь…
Мы пятый день в осаде,
Без пищи – всё на фронт!
Мы гибнем внуков ради –
Пусть вспомнят нас потом.
Иду по трафарету
Останков и гнилья,
Руинам лазарета,
Где умерли друзья.
Лицо покрыла копоть;
Всё тело как нарыв.
Мне бьют под ребра локтем…
Я падаю… и взрыв.
Завыла канонада,
Свист крыльев: «Мессершмитт»!
Усилена блокада;
Я встал… меня тошнит.
Вокруг огонь и топот,
Теней туманный марш.
Команды?.. Или шёпот?
Враги?.. Иль кто-то наш?
Нет, вражеская форма –
Горит железный крест
Солдата батальона
«Чудовищных надежд».
Но как лицо знакомо –
Глаза и губ изгиб.
Фуражка как корона –
Сталь черепа блестит.
Мы смотрим друг на друга,
И пенится злой яд.
Агонией недуга
Мой разум стал объят.
«Паскуда…» - ртом кровавым
Я в ужасе шепчу…
В молчании лукавом
Ты рвёшь мою мечту.
Сверкнул штык-нож свирепо.
Мне стало вдруг тепло –
Лучи слепого света
Заполнили нутро.
Твой взгляд холодно-чёрный,
Сжигающий мосты…
Я вижу батальоны…
Пентакли и кресты.
Кумач кровавый в небе,
Имперский триколор -
Мы винтики в системе,
Где властвует террор.
Я знаю это… помню…
И в гневе ухожу,
Сползая так покорно
На грунт по штык-ножу.
Кричу… прочь из кошмара!
Я будто весь в огне,
А ты из войн пожара
Всё метишь в сердце мне.
Не знаю, где ты ныне –
Парад уж отгремел –
В поверженном Берлине?
Гниёшь в сырой земле?..
Ты видишь сны? Кошмары,
Пригретая змея?..
Ты будто тут – удары
Всё сыплешь на меня…
Мы умерли, я знаю,
Под Курскою дугой -
Во снах лишь воскресаем,
Вступая с прошлым в бой!
Лагерный пейзаж.
Луч солнца обжигает грязь стекла
И, заразившись тифом, сразу чахнет.
В тех комнатах больная полумгла,
Которая пожарищами пахнет.
Там смерть ложится тонким слоем пыли
На койки, подоконники, столы.
Подует ветер, и раскроет крылья
Она свои из газовой струи.
Она – калейдоскоп судьбы капризов;
Мозаику из «огненных крестов»
Рисует без набросков и эскизов,
Деля всех на господ и на рабов.
Она нарисовала их портреты
И кислотою выжгла их черты.
Нет выбора и не слышны ответы,
Лишь только сладкий шёпот темноты…
Газовая Камера.
Большое помещение…
Кафель и бетон,
Слепое освещение,
Застывший в стенах стон.
Ржавеющие трубы,
Утихший топот ног.
Тут аромат микстуры,
Незримый едкий смог.
Царапины на стенах,
И слёзы на полу…
Прокусанные вены
И выдох в тишину,
Которая, цепляясь,
Ползёт по сетям труб,
Всем этим наполняясь,
Съедая сердца стук.
Лицо, как и другие,
Лишь сузил страх зрачки.
Как будто бы живые,
Не мёртвые они.
Агония угасла:
Задушена за миг,
Создав из яда маски
Для мертвенно живых.
Пройдут часы, и снова
Раздастся топот ног,
И шёпот разговоров,
И сердца стук, и вздох.
Всё снова повторится –
И крик, и тишина,
Испуганные лица…
И газа пелена.
Крематорий.
Холодный бетон, растворённый во тьме,
Он давит, сжимая объятья,
И пот ледяной по дрожащей спине
Струится как кровь по распятью.
Здесь воздух удушливый, копоть и смрад,
Да как металлический монстр
Ворчит непрестанно чугунный каскад
Печей крематория. Льётся
Заунывная песня огня и углей:
То жалобный стон, то удары.
Как марши убийствам и страшной войне
Звенят по бетону тирады.
За этой стеною болезни в триумфе,
А в тесной темницы у них власти нет:
Здесь пепельный Бог - исцеляющий муфель,
Но день в сим чистилище тянется век.
Заксенхаузен акростих
Закрываются за спинами ворота,
А за ними – только склизкий страх:
Кнут свистит под марши Тотенкопфа,
Стынет кровь на чёрных рукавах.
Если вопль, то вздёрнуты затворы –
Наготове спусковой крючок;
Храм «святого» белого террора
Аннексирует свободу под щелчок.
Усмирить из олова солдата
За чужие мифы и мечты -
Есть ли смысл, если ждёт расплата,
Надругавшихся во имя «красоты»?
Комендант.
В гробу деревянном
С окном в пустоту
Я как оловянный
Солдат на посту.
Мне тесно и душно.
Дорожки дождя
Бегут равнодушно,
По стёклам звеня.
Прах с пылью прибиты
На поле пред мной,
И в сон свой забытый
Я впал с головой.
Все тело немеет,
Я вновь на краю.
Вздохнуть я не смею
И снова горю.
Безмолвно и слепо…
Я просто солдат…
Мой марш самый первый,
Зажатый приклад…
Сгораю словно феникс…
Из пепла восстаю,
Нависнув вновь над бездной,
На проклятом краю…
Вот первый вдох…мгновенья…
Стук сердца, стук дождя.
В объятьях откровенья
Очнулся снова я.
Нет…ложные напевы…
Иллюзий кутерьма...
Вокруг листы фанеры,
Обрюзгшая тюрьма.
Здесь жизнь давно померкла.
Смерть шепчет по углам
Цинично, зло и мерзко…
Шаги то тут, то там.
Мне жарко, лихорадит,
В поту я ледяном.
Чего же жил я ради,
Коль ныне здесь мой дом?
Стекло мне жжёт ладони,
Стук капель по ушам.
Меня тошнит от вони -
Я спёкся, я устал.
Мой взор давно погасший
Скользит по пустырю:
Вам, несомненно, страшно –
Я бил зло на корню.
Сверкают чёрной жижей
Цепочки мелких луж,
Их будто кто-то выжег…
Остатки чьих-то душ.
Кольцо гнилых бараков
Обняло мой пустырь.
В кольце том мир так шаток
И слеп. Я ж – поводырь.
Маршрут давно известен,
И звуки все родны.
Мне стали очень пресны
Запретные плоды.
Ещё совсем недавно
Восторг будил во мне
Гудок протяжно-плавный
И поезд весь в огне.
Шальные вой и крики,
Солдаты на плацу,
Гуляющие блики
По бляхам, по свинцу.
Команда: «Целься! Пли!»
И залпов стройных хор;
Хотели и могли
Любить мы этот вздор.
Но годы все пожрали,
Умерили мой пыл,
Да чувства все отняли;
Огонь угас, что был.
Прорвав туман, раздался
Хрипящий свист гудка,
А вот и опоздавший
Состав издалека.
По стенам пробежала
Дрожь, преступив порог,
От разных звуков шквала:
Команды, топот ног.
Высокий бодрый голос
Ударил по вискам,
И повторил он снова:
«Вас ждут, мой комендант!»
Унтерштурмфюрер Амон Гёт
Ты выходишь неспешной походкой
На залитый лучами балкон.
Дробь скрипит под упругой подмёткой,
Да дверей хрип зловещий ей в тон.
Стул ногой равнодушно подвинув,
Ты садишься – ты жизни король;
Твой алмаз из дерьма кто-то вынул,
Даровав тебе данную роль.
И теперь ты сидишь на балконе,
Протирая лениво прицел,
Блики солнца ловя на патроне…
Ты, ей-богу, пострел, что поспел!
Прикурил, сжав в зубах сигарету,
Дёрнул резко ты пальцем затвор.
«Ликвидировать полностью гетто», -
Был твой личный «слепой» приговор.
Взгляд холодной отточенной стали
Устремился сквозь лупу-прицел:
«Ну, кто пулю зубами поймает?
Та жидовка иль поц, что присел?»
Впрочем, лишние эти сомненья…
Нынче баба, а завтра и он.
Ты – охотник на «всепораженье»;
Утро новое – новый сезон.
Ты спускаешь крючок без раздумий;
Ты и ствол - как живой организм…
Выстрел… взял чью-то жизнь жадной пулей -
Смерти тоже присущ эгоизм!
Персоналий.
1. Кто-то сжал кулак железный,
В пальцах жизни преломив;
Кто-то счёл диктат полезным –
Дрогнул, кровью лист залив.
Реформации и чистки!
Эталон сейчас другой –
Взятка, связи иль записка -
Кто был свой - теперь чужой.
Этот кто-то взял удила,
Натянув, изрезал рот
Как заезженной кобыле:
Ей подобен стал народ.
Аппарат террора создан!
Свои когти запустил
В лоно жизни, подняв лозунг:
«За Отчизну, что есть сил!»
Надругавшись, умертвили
Веймар, разум, честь и долг;
В рот распахнутый вложили
Страсти к скрежету оков.
Лагеря… СС… гестапо…
Его детища и рок;
Ожидает всех расплата –
Усомнившихся, кто бог!
2. Снят мундир, сверкнул монокль,
Прокатившись по столу.
Покачнулся старый тополь
За окном, смущая тьму.
Шелест мятых документов…
Руки нервно теребят
Устаревшие монеты,
Что измученно блестят.
Кровь, агония и трепет
Растворились в полумгле:
В штаб-квартирах под запретом,
Лёжа плёнкой на стене.
Там же стол измазан сажей,
Ароматы зла и лжи,
Показаний ушлых, так же
В крови с ржавчиной щипцы.
Звон хрустального бокала,
Теплый булькающий звук –
Будто кровью омывало
Кубок полный, дрожью рук.
Снова тихо; сердце ровно
Бьёт предательскую дробь,
Нагнетающе упорно,
Без различий – смех иль скорбь.
В унисон с ним вскоре будут
Марши Вагнера звучать.
Зверя Вотана разбудят
И дадут команду: «Взять!»
Генрих Гиммлер акростих
Где-то ныне в Люнебургской пустоши
Его тело хладным мраком сковано;
Не нарушить боле этот круг тиши
Рвано-хриплым криком черна ворона.
Изменить прошедшее не в силах ты:
Храм поруганный в руины обратился уж;
Груды пепла покрывают чудных снов цветы,
И вздымается грудь бестии, что спит средь стуж…
Может, там твой дух перерождается,
Мимолётным ветром мчась обратно в тишь?
Люнебург – не мёртв - вновь пробуждается
Едкой дымкой от костей вовек нетленных лишь -
Руны прежние на землю возвращаются…
Герман Геринг акростих
Герой войны с Крестом Железным,
Едва ли думал ты тогда
Разрушить рейх и к краю бездны
Марш двинуть. Снова в никуда…
Армады танков и люфтваффе
Неслись несметною ордой,
Града крестя огнём и страхом -
Европа выжжена войной…
Разруха, суд оставшихся
И смертный приговор
«Не вешают фельдмаршалов», -
Грех лучше, чем позор!
Нюрнберг – шоу начинается!
Судилище померкших норм морали
Да павших ныне идолов идей.
Свой акт они достойно отыграли;
На сцене ныне толпы палачей…
Тут те же тропы, те же реки крови,
Зашит тут белой ниткой каждый шов.
Лицо – возможно, дух – не перестроить:
Ложь в каждой маске и плеяде слов.
Вот они - жертвы для отвода глаз!
Вот они - звери с ликами людскими!
Смотри, народ, под их, лишь их, приказ
Война полмира сделала пустыней!
«Но судьи кто?» - встаёт вопрос беззвучный.
Не вы ли, архитекторы «страстей»?
Не вы ли, кто бессовестно обрушил
Смертельный груз на головы людей?
Не вы ли в Нагасаки с Хиросимой
Бесчисленные тысячи за раз
С лица земли – детей и жён безвинных -
Убили кровожадно! А сейчас?
Не вы ли, господа, живых сжигали?
Я помню Гамбург, Дрезден – всё в огне!
Вы лагеря бомбили – за медали?
Союзники, да вы противны мне!..
Незабытый Генерал.
«Уже поздно и скоро станет совсем темно. Когда наши друзья придут к тебе вечером в день моей казни, это будет моей похоронной процессией. Мой гроб покоится на пушечном лафете, а за ним маршируют все немецкие солдаты:
погибшие в битвах – в авангарде этой огромной колонны, а ныне живущие в её арьергарде».
Генерал Йодль в письме своей жене Луизе, 14 октября 1946 года.
Тебе пéтлю сплели бережливо,
Пропитавши её клеветой;
Ныне гордо и малость уныло
Ты вступаешь в последний свой бой.
Он неравный, увы, предрешённый,
В нём нет чести, отваги солдат,
Не в полях, не железом калёным –
Правил нет, и разят наугад.
Это бой - кабинетно-бумажный;
Это бой – ты один и в котле,
И какой-то писака «отважный»
Лезет в обуви в душу к тебе!..
Что мундир ему твой и погоны,
Запах пороха чуждый ему?
Не понять, каково батальоны
За собою вести на войну!
Но былое отныне неважно:
Всё забыто, что нужно забыть;
Уподобившись девкам продажным,
Кто ни лень продолжает клеймить…
Ты ж – пугающе смел и спокоен,
Стены камеры боле не в счёт.
Те, кто нужно, поймут тебя, воин,
И не страшен тебе вражий гнёт!
Вот уж скоро придёт твоё время,
И замрут механизмы часов.
Пусть всего лишь на пару мгновений
Помянёт тебя время без слов…
А пока ты постель убираешь
Да пакуешь пожитки жене;
Про себя, не спеша, повторяешь,
Что напишешь в последнем письме.
Тебе чудятся песни былые -
Будто отзвуки их за стеной,
Где сейчас все глухие, слепые -
Был один Бог, а ныне другой.
Двадцать три сорок пять – твоё время…
Тебя вяжут… несут вниз лицом
По тюремным туннелям старенья,
Обмотав твою душу венцом.
Гимнастический зал… море света –
Как софиты на сцене горят –
По негласным законам Совета
Совершается грязный обряд.
Спали цепи! Ты гордо и прямо
По ступеням взойдёшь на помост.
Затянулись все старые раны!
Что страдать, если выбор столь прост?..
В тебе страсти кипят уж едва ли…
Вот тринадцать ступеней и «взлёт»,
Чтобы судьи чрез годы сказали:
«Вместо крови в их жилах был лёд!»
Во время Мюнхенских процессов по денацификации Германии в 1953 году немецкий суд полностью снял с генерала Йодля все предъявленные ему в Нюрнберге обвинения и реабилитировалего посмертно.
Нюрнберг.
Мне страшно, если суд тот справедливый;
Мне тошно от озлобленной толпы.
Одно лишь вороньё кружит над нивой,
Где зрели ране общие плоды!
Оплёваны знамения Фемиды;
В её руках базарные весы,
Глаза свои – пентакли – устремила
Она на вопли первой полосы!
Позорная дешёвая премьера,
Судейский не подводит ширпотреб -
Забиты бельэтажи и партеры:
Толпе нужны лишь зрелища и хлеб!
Я не видала ярче воплощенья
Позорной лицемерной клеветы:
Как будто инквизиция и ведьмы;
Но «жгли» теперь не жизни, а мосты!
Памяти И.Талькова
Ты был певцом Святой России;
Ты как огонь светил и жёг,
Ты верил в то, что её силы
Даруют истины цветок
Её заблудшему народу…
Ты этим жил и это пел,
Грозя картавому уроду,
Что в мавзолее захирел.
Ты клял кумач кровавый, звёзды,
КПСС, НКВД
Ты пел – в глазах вставали слёзы
И каждый будто бы прозрел.
Но твоя правда злила бесов,
Сжигая дьявольский их нимб,
Решили враз они на мессе, -
Тебе пора покинуть «лимб».
Ты знал и чувствовал – опасно;
Ты говорил: «Меня убьют
На сцене – это не напрасно.
Я твёрд и прав. Меня поймут…»
И ты ушёл в час апогея,
Куплет последний свой допев.
И в русских душах зыбко тлея,
Твой глас звучит, смывая грех.
***
Послушно подняли знаменья
Повесы чьих-то «крайних» мер.
Слепцы без собственного мненья -
Вы только жертвы быстрых стрел
Гнилой и лживой пропаганды,
Продажной прессы и молвы,
Подвластных лже-гражданской банде,
Порабощающей умы!
Гипноз, внушение, обман
Народных чаяний и веры.
Вам невдомёк?! Да это план
По воскрешению химеры!
Вам методично, ежедневно
Внушают правильность идей:
Демократичность – это верно
И мы шагаем прямо к ней.
Друзья, не правда ли, забавно?
Мы непременно все равны,
«Но помни, - шепчут, - кто тут главный
И в чьих руках судьба страны».
А так формально ты свободен:
Надейся, думай и мечтай.
Ты будешь жив пока угоден:
Ты думать думай – меру знай!
Гражданская
Люблю тебя, Россия!
Коль нужно, я войду
Под стягами тугими
В гражданскую войну.
И сердце моё будет
С твоим стучать в груди,
Гореть под залп орудий –
Ведь бойня впереди!
Я слышу, как ты стонешь,
Как маешься в бреду…
Была свободной, помнишь?
Всё, полно, - я иду!
Мне боль твоя – отрава,
И гибну я с тобой;
Я будто бы бесправна
В тебе, мой дом родной!
Где разномастный шабаш
Устроил сатана,
Продав за драный вкладыш
Тебя, моя страна!
Вставай, народ, довольно!
Тебе в лицо плюют,
А ты толпой безвольной
Приветствуешь свой кнут.
Ты помнишь свои корни?
Ты – Русский, Славянин,
Ты – сын Руси и Воин –
Не просто гражданин!
За что деды сражались?
И гибли для чего?
В грязи чтобы валялись
И жрали лишь гнильё?
Вас кормят обещаньем –
Помои в уши льют:
«Ещё чуть-чуть страданий
И праздник будет тут».
Не верьте льстивым песням,
А гляньте лишь вокруг:
Ведь наши с вами дети,
Сжав шприц с бутылкой, мрут!
Без выстрелов, сражений
Нас, Русских, день за днём
Ломают, чтоб колени
Согнуть пред палачом!
Вам хочется на милость
Отдаться чужакам?
Чтоб сердце Русских билось
В угоду их богам?!
Подумайте о детях,
О внуках, о стране –
Ведь Вы за них в ответе,
А ставите к стене!..
Война
Война!
Играет мышц стальных броня.
Без дна
Голодный омут из огня.
Заря
Кровавым знаменем взошла.
Края…
Края и долы пожрала!
Стрелой
Картечь, визжа, летит на цель
Живой
Ты был, но смерти карусель
Когда
В свой оборот тебя взяла.
Она
Шепнула слово изо льда:
Война!
Война
Когтистой лапой соскребла
Града;
Снарядов залпом облила,
Меня
Обняла красным кумачом,
Слепя,
И нарекла вдруг палачом.
Штык-нож
Мне руки режет и горит,
Да дрожь
Мне мозг и тело воспалит.
Кресты...
мне страшно жить - не умирать,
Но ты
Не должен снова забывать -
Война!
Без дна…
Холокост
Рот открыв от изумленья,
Маску скорби нацепив,
Все народы без сомненья
Верят в шоа, что есть сил.
Их религия святая
Жаждет праведных чудес;
Что наука или знанья?
Вера теплится и без!
Она там, в печах остывших,
Где за миг десятки жгли,
До сих пор там будто слышат
Крики чьи-то и шаги.
Холокост – восьмое чудо света,
Лже религия, насмешливый плевок
На забытые могилы наших дедов
И на наш заблёванный порог.
Холокост – презрение морали,
Серебро на откуп дурачью,
Чтобы те в истерике орали
И молитвы выли юдо-палачу.
Пеной рот ваш пожирает
Ритуальный смысл слов:
«Газенваген», «душевая»…
Погребальных ям костров
Вам как будто не хватает;
Ну а «газовый подвал» -
Мозг уставший воспаляет
И срывает стонов шквал.
Глушит всякую попытку -
Шоры прочь. Еретики!
На кол, в камеру, под пытку,
Где промыть должны мозги.
1941-1945. Война.
Я слышу протяжные вои
Тех призраков, сгинувших прочь:
Людей, не вернувшихся с бойни,
Ушедших в холодную ночь
Москвы, Сталинграда иль Курска,
Варшавы, Берлина – навек -
Там, где со снарядами рвутся
И жизни, и сам человек…
Туда, во владение страха,
Под град поцелуев свинца,
Остались там многие прахом
Без имени и без лица.
Земля - братьев павших могила -
Слезами и кровью полна,
Но в бой вели ярость и сила –
Была ненасытной война!
Там люди - с гримасой звериной;
Кровь, крики сводили с ума;
Виновных, мой друг, и безвинных
Там не было, - ибо война!
Она всё меняет, корёжит:
И разум, и душу, мораль;
Кто в чести знал толк – стал ничтожным,
Убийца – вдруг бога звонарь…
***
Последний бастион – ему не пасть отныне;
Вросли стальные корни в плоть матери-земли.
Века его не тронут: гниенье их, унынье…
Он вечно жив в легендах – преданьях старины.
Он соткан из имён и ликов наших предков,
Не дрогнет под ударом всех иноземных орд –
Он сбережёт сынов, любимых беззаветно,
Сынов, что бьются ныне за Русь свою и род!
***
Дороги ломаный узор
Ползет по полю золотому -
Пленяет сердце, манит взор;
Все мило, дорого, знакомо…
Но в сердце теплится тоска,
И грохот стали раскалённой
Из тьмы времен бьет по вискам -
Как много здесь захоронённых!
Топтал тут некогда сапог
Траву, бутоны полевые -
Да шел за полком новый полк,
Катюши истерично выли…
Попрали девственность природы -
Об этом память мне кричит,
О том, как бились ране орды -
Земля от крови все горит!
@темы: третий рейх, стихоблудие - моё
-
-
30.05.2011 в 08:03-
-
30.05.2011 в 14:01Странно, что они многим нравятся))) Но спасибо)
Можно себе перепостить
Да, конечно)
-
-
30.05.2011 в 20:49Написано хорошо, потому и нравятся, логично же =)
-
-
30.05.2011 в 20:51Логично