... боишься - не делай, делаешь - не бойся... (с)
Старенькое, но раз уж по "Списку..." фик сюда перенесла, пусть и по "Красному Дракону" фанфик тут будет.
Три цвета: красный
Жанр: психологическая проза.
Фандом: "Красный Дракон"
Рейтинг: R
Персонажи: Фрэнсис Долахайд
Саммари: сделать первый шаг в реку перемен всегда трудно и больно - всегда нужен верный стимулятор.
Дисклеймер: все права принадлежат Томасу Харрису
Сделать шаг, сделать два -
Закружилась голова.
Сделать шаг в пустоту
За разбитую мечту.
Ветер бьет, ветер жжёт -
Бог тебя не бережёт.
Чей-то смех, чей-то вздох...
Твой последний прыжок.
читать дальшеВ комнате было темно и прохладно. По стенам, огибая незримые преграды на старых обоях, раскинулась фантастическая паутина теней. Она была неподвижна и так хрупка, грозя осыпаться черными осколками. И еще полнилась каким-то ожиданием. Безнадежным и пустым.
Вдруг паутина на секунду ожила, испуганно задрожала, будто вот-вот порвется – за открытым окном подул ветер, и ветви деревьев, прогнувшись, вздрогнули в свете почти полной луны. Сад вокруг старенького особняка тонул в тишине; он так был похож на давно утерянный Эдем только… мертвый, искусственный, и весь блеск этого сада был неживым; капельки росы казались сделанными из ртути, а листва – из мятой бумаги. Да и в залитых светом луны кустах будто пряталось множество ядовитых змей.
И снова затишье…
Особняк находился почти в сотне километров от города, вот почему звуки и следы цивилизации практически не оставили своего следа ни на природе в этой местности, ни на стареньком, кое-где поросшем мхом доме. Так было пятнадцать лет назад, так есть и сейчас.
Когда попадаешь в подобное место, ты будто оказываешься под чарующем колпаком, который изолирует тебя от мира… Или мир от тебя.
И этот замкнутый мир, как только в него попадаешь, упрощает и тебя, и твое восприятие – делает его более узким, а внутреннее зрение становится однобоким, то есть ты видишь либо только ровную зеркальную гладь, либо лишь трещины на ней…
Осколки… множество разбитых зеркал – маленьких хрупких миров.
В эти трещины проваливается даже свет луны, он затухает и чахнет в этих пустотах. И это нельзя прекратить или изменить. Они, эти битые зеркала старого дома так похожи на душу того, кто угас и зачах в его стенах, кто разбил их, создав свой прообраз, кто…
Тишину прорезал глухой стон, заунывный и протяжный. В самом темном углу комнаты послышался скрежет ржавых пружин, и человек, спящий под тонкой белой простыней, нервно задрожал. Пальцы впились в подушку, вены на кистях вздулись…
- Когда ты наконец вырастишь, Фрэнсис? – визгливый женский голос… волна склизкого страха и отвращения. – Когда ты перестанешь усложнять мне жизнь? Лучше бы ты отправился на тот свет со своими никчемными родителями… посмотри на себя - ты жалкое создание, но ничего… Я выбью из тебя всю эту гадость. Снимай штаны!
- Нет… не надо, бабушка… - второй голос… голос подростка, умоляющий и хныкающий. – Пожалуйста, я больше не буду…
- Мне надоело это, Фрэнсис, тебе уже 17 лет, а ты до сих пор не усвоил, что мочиться нужно в туалете, а не под себя. Знаешь, что это, глупый мальчишка? – металлическое лязганье…
- Не надо, умоляю, бабушка… - голос стал сдавленным… - я правда не хотел… я…- речь перешла в животный крик. Розги из медной проволоки беспощадно обрушились на спину, ягодицы, бедра и пах, пробивая кожу, они взлетали вновь вместе с брызгами крови и криками беспомощного отчаяния.
Он ненавидел себя за слабость... нет, он просто ненавидел...
Фрэнсис Долахайд, будто его ужалила змея, резко сел в кровати… напряженные до предела мышцы были готовы прорвать бледное полотно влажной от пота кожи. Сердце в груди колотилось так, что его биение отражалось эхом о давящие стены.
Он был как призрак в тумане наваждения… по телу расползлась волна судороги, даже в полумраке было видно, как лихорадочный нездоровый румянец водил танцы по высоким скулам и ввалившимся щекам. Тяжелая одышка, шумные выдохи, будто последние попытки изгнать из организма жгучую отчаянную ненависть. Но это не помогало… нужно было встать, разорвать путы кошмара, двигаться, чтобы не сгореть, вырвать из груди этот ком гнилой слабости и оголодавшей боли.
Прекратить, выкинуть, содрать вместе с кожей, растоптать…
Фрэнсис, выпутавшись из липких влажных простыней, вскочил с кровати, и жар с его лица перекинулся на стопы… мужчина заметался по комнате…
- Оставь меня в покое… - стонал Фрэнк, вцепившись в короткие темно-русые волосы…
Прекратить, выкинуть, содрать вместе с кожей, растоптать…
- Заткнись!!! – взревел он и, прижавшись грудной клеткой к холодной стене, оказался в блеклом пятне лунного света. Его тело сотрясали теперь беззвучные рыдания…
Однако Фрэнсис Долахайд был уже не тот семнадцатилетний мальчик, худощавый и неуклюжий… ему было уже тридцать два года, а по мускулистой спине расползлись узоры татуировки… дивной, чарующей, наполненной странной жизнью.
Два витых рога, походящих на бараньи, лежали на костях лопаток… выбитый черной краской затылок зверя, который далее переходил в орнамент, прорисовывавший позвоночник и крылья – будто металлические пластинчатые доспехи… на копчике мужчины хребет животного начинал извиваться и на левую ягодицу татуировка ложилась уже хвостом, оканчивавшимся маленьким треугольником, остальную же часть ягодиц занимали резные крылья; они же охватывали ребра, плечи и резными «флажками» выходили на руки.
Сейчас казалось, что фантастический зверь сжался в комок, что он ранен и зализывает эту рану. На теле, но где-то глубоко внутри она продолжала гноиться… и именно эта вонь чего-то теплого, гнилого, непрестанного разложения подчиняла себе все остальные пять чувств, меняла их себе в угоду.
Фрэнк резко выпрямился. Прижался теперь к стене спиною, ударившись затылком о бетон. Его ясные голубые глаза были широко открыты, тонкие губы искусаны до крови, на щеках застыли дорожки слез… на лице лежала гримаса детского страха, растерянности… непонимания.
Глубокий вдох…
Но легче от этого не становилось.
Прекратить, выкинуть, содрать вместе с кожей, растоптать…
Фрэнк оттолкнулся локтями от стены и метнулся пулей из комнаты. Винтовая широкая лестница, холодный кафельный пол… шумное дыхание и топот босых ног.
Хлопнула тяжелая входная дверь…
Холодно… холодно… выдох с паром в апрельскую ночь… вдох. Кровь переставала кипеть, воспоминания из живых людей начинали обращаться в каменные статуи… умирать.
Вот и стали ощутимы капли росы на стопах и щиколотках. Раскаленные цепи спали, а в глазах уже мерцал не блеск страха… нет, этот свет принадлежал больной восторженности, что он снова одолел их, воспоминания в себе. Это все Он… именно Он помог начать это возрождение и обещает мощь, а в обмен один только шаг, чтобы обернуть сие статуи в прах, в каменную пыль, которую развеет ветер перемен. Боль излечивают лишь страдания, а сила – это превосходство.
Фрэнк знал это пока лишь в теории, но этого было мало, кошмары не проходили, они прятались в тенях… однако Он даст ему свет, который пожрет их…
Все так просто… только шаг.
Фрэнсис поднял лицо навстречу еще неполной луны… возможно, это был только оптический обман, но бледное освещение придало чертам его лица хищную остроту, все детское и открытое исчезло из взгляда. Холодное надменное выражение, как фарфоровая маска, правда, немного поврежденная трещиной-шрамом, которая казалась жутким изъяном теперь…
Фрэнк простоял так еще с минуту, глубоко и ровно дыша, поглощая вместе с воздухом мерцающие атомы бледного света луны. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к тишине внутри себя и ощущая, как в этой тиши постепенно зарождается нечто новое, сильное, то, чему неведомы ни страх, ни отчаяние, ни ошибки…А вместе с этим и пришла решимость.
Внешние факторы действовали всегда на его душевное и психическое состояния крайне всеобъемлюще. Напрямую. Так, будто его душа и чувства были материальны. Не косвенно, кое влияние оказывают условия вокруг или общество на всякого другого человека, то есть у каждого индивидуума далее идет преобразование и искажение сего. У Фрэнсиса все было иначе. Все было просто, без сложных перипетий с шестым чувством. Просто и незатейливо. Как у ребенка.
Долахайд провел рукой по влажным растрепанным волосам и, с трудом передвигая ноги, направился обратно в дом. Деревянные ступени недовольно заскрипели под его ногами, струйки пыли с хлопками вылетали из щелей между рассохшимися досками. Тяжелая дверь с ржавыми металлическими кольцами вместо ручек была приоткрыта, посему в прихожей с высокими потолками было прохладно – апрельская ночь прокралась и туда.
Фрэнк не пошел наверх, в свою спальню, а проскользнул под винтовой лестницей в соседнюю комнату.
Небольшая, купающаяся в полумраке… Выцветшие обои клочьями висли на стенах, рваная бумажная бахрома ниспадала на грязное поцарапанное стекло большого окна напротив двери. Оно выходило на какие-то заросли кустарников с крупными резными листьями.
Щелкнул выключатель, и в дальнем углу комнаты вспыхнул слабый свет бра, чей закоптившийся плафон был похож на «шапку» старинного уличного фонаря. Рядом с бра, на полу, стояла небольшая софа, столик, заваленный изрезанными страницами журналов, а на куче этого мусора лежала большая толстая книга, напоминающая по размерам и толщине страниц фотоальбом, и ножницы.
Чуть правее этого стола висело зеркало, точнее, его осколки, еле державшиеся на деревянной основе, а рядом большой плакат…
Гористая местность, на серых камнях лежит женщина с широко распахнутыми от трепета и непонимания глазами. Она лежит на боку, с заведенными за голову руками. Эта женщина написана в молочно-белых и солнечно-золотых красках, великолепная своей беззащитностью и порывом смиренности, а над ней возвышался человек в обличие зверя. Мускулистые ноги и спина, из которой росли мощные перепончатые крылья, оплетающие своими основаниями, казалось, сам позвоночник, чьим продолжением был толстый змееподобный хвост.
У этого очеловеченного монстра был бритый затылок, а из черепа, на самой макушке, прорастали крупные витые рога, чем-то напоминающие бараньи.
Эта репродукция испускала почти осязаемые токи безграничной силы и абсолютной власти над всем окружающим. Казалось, что изображенный зверь вот-вот обернется и сожжет одним только взглядом, что именно по этой причине женщина вся будто в золотых лучах солнца, что это на самом деле не солнце, а сверкание его взора.
На черной рисованной рамке вокруг изображения в самом низу было крупными буквами написано: Brooklyn Museum, William Blake: “The Great Red Dragon and the Woman Clothed with the Sun”.
Именно эта картина, а точнее сие крылатое воплощение мощи, легла орнаментом на покрытую шрамами спину Фрэнсиса Долахайда.
Голубые глаза Фрэнка слегка округлились и сверкнули злым детским восторгом, как у ребенка, чья ненавистная учительница поскользнулась на только что вымытом линолеуме коридора. То есть это было то самое зло, которое казалось неопасным, даже безобидным. Мимолетным и игрушечным. Но злу нельзя дать таких характеристик, лишь его образу и оболочке, само же оно всегда одно.
Фрэнк медленно, с легким налетом страха на побледневших щеках приблизился к картине и опустился на колени. Его дрожащие мелкой дрожью пальцы пробежали по надписи на репродукции и застыли.
- Я обязательно сделаю то, что ты говоришь мне, - прошептала Фрэнсис, в то время как немыслимая энергия с изображения беспрепятственно проникала в его сознание и укоренялась там, насыщала вторым Я. И это Я было Зверем.
И в какой-то момент его собственная сущность слилась с той, что смотрела на него с картины. Они стали одним целым, и по телу разлилось мягкое тепло истины и силы. Надо сделать просто шаг, чтобы это стало постоянным состоянием его души. Один правильный шаг ради того, чтобы ступить на лестницу, ведущую в бесконечность преобразований и внутреннего роста. Он сможет, да, он сможет взрастить в себе это зерно.
Фрэнсис еще несколько минут простоял так, на коленях. Взгляд его теперь горел изнутри, но поверхность глазниц, казалось, уже потускнела в полумраке, стала почти матовой. Жизнь снаружи умерла, а внутри начинала рождаться заново.
Фрэнк беззвучно вошел в большую темную гостиную, дыхание уже не было столь учащенным. Он неторопливо подошел к потрепанному дивану, стоящему напротив белого экрана, и сел. Фрэнсис на ощупь нашел на низком столике перед диваном видеокассету, достал ее из коробки с каким-то рисунком и вставил в видеомагнитофон, который был слева на тумбочке. Щелкнул включатель проектора, на сером экране появилось вначале ярко-белое пятно, оно забегало по темной поверхности, потом остановилось в центре. Затем возникла и картинка записи.
Этот фильм назывался «Похождение семьи Стоксов» и являлся смонтированной домашней съемкой. Снимал всё, судя по всему, непосредственно мистер Стокс. В первые моменты он бежал по лестнице за торопливо спускающейся стройной брюнеткой в купальнике.
- Сара, дорогая, ну покажи мне свое красивое личико, - раздался низкий мужской голос за кадром, дрожащий от бега.
- Отстань, Джош, - давясь от смеха, крикнула женщина и, на мгновение повернувшись, слегка ударила рукой по объективу камеры.
Картинка все так же перемещалась следом за Сарой через большую светлую кухню. Хлопнула входная стеклянная дверь, и зрителю стал виден большой бассейн, погруженный в трели птиц и детский визг. Вдоль бортика бегали двое мальчишек, которым было по лет 10-12, за ними ковыляла, едва поспевая, совсем маленькая девочка с золотистыми кудряшками и небесно-голубыми глазами. Она звонко смеялась, когда брызги воды от игры ее братьев попадали на нее.
Картинка вдруг замерла на играющих детях как раз в тот момент, когда они повернулись лицом к камере. На экране все быстро понеслось назад и становилось уже на том кадре, где Сара выбегала на улицу.
Фрэнсис отложил пульт в сторону и, подавшись вперед, положил ладони на колени. Его голубые глаза стали влажными, в них горела страстное жадное желание свести на нет все увиденное, пожрать это изнутри, изменить это до неузнаваемости, испить до дна их столь застоявшуюся уже чашу лицемерного счастья. Нет-нет, они не могут быть счастливы по-настоящему, потому что познать это может лишь тот, кто прошел через боль и страдания, кто прошел через ад и вернулся закаленным его огнями, лишь те избранные могут дать оценку тому, что является частью человеческой жизни. Оценку самой жизни. И их жизни не стоят ничего.
Фрэнсис сделал глубокий вдох и откинулся на спинку стула. Его взгляд пробежал по застывшему мигу жизни этой семьи и остановился на двери.
В неё он войдет через три дня, когда наступит полнолуние, и совсем иная его суть, перерожденная и всесильная оживет, станет развиваться. И он, Фрэнсис, станет так же прекрасен, воплотит собой все величие Красного Дракона и, наконец, все внутри оживет, а боль исчезнет в стеклянных глазах его жертвенных овец.
Три цвета: красный
Жанр: психологическая проза.
Фандом: "Красный Дракон"
Рейтинг: R
Персонажи: Фрэнсис Долахайд
Саммари: сделать первый шаг в реку перемен всегда трудно и больно - всегда нужен верный стимулятор.
Дисклеймер: все права принадлежат Томасу Харрису
Сделать шаг, сделать два -
Закружилась голова.
Сделать шаг в пустоту
За разбитую мечту.
Ветер бьет, ветер жжёт -
Бог тебя не бережёт.
Чей-то смех, чей-то вздох...
Твой последний прыжок.
читать дальшеВ комнате было темно и прохладно. По стенам, огибая незримые преграды на старых обоях, раскинулась фантастическая паутина теней. Она была неподвижна и так хрупка, грозя осыпаться черными осколками. И еще полнилась каким-то ожиданием. Безнадежным и пустым.
Вдруг паутина на секунду ожила, испуганно задрожала, будто вот-вот порвется – за открытым окном подул ветер, и ветви деревьев, прогнувшись, вздрогнули в свете почти полной луны. Сад вокруг старенького особняка тонул в тишине; он так был похож на давно утерянный Эдем только… мертвый, искусственный, и весь блеск этого сада был неживым; капельки росы казались сделанными из ртути, а листва – из мятой бумаги. Да и в залитых светом луны кустах будто пряталось множество ядовитых змей.
И снова затишье…
Особняк находился почти в сотне километров от города, вот почему звуки и следы цивилизации практически не оставили своего следа ни на природе в этой местности, ни на стареньком, кое-где поросшем мхом доме. Так было пятнадцать лет назад, так есть и сейчас.
Когда попадаешь в подобное место, ты будто оказываешься под чарующем колпаком, который изолирует тебя от мира… Или мир от тебя.
И этот замкнутый мир, как только в него попадаешь, упрощает и тебя, и твое восприятие – делает его более узким, а внутреннее зрение становится однобоким, то есть ты видишь либо только ровную зеркальную гладь, либо лишь трещины на ней…
Осколки… множество разбитых зеркал – маленьких хрупких миров.
В эти трещины проваливается даже свет луны, он затухает и чахнет в этих пустотах. И это нельзя прекратить или изменить. Они, эти битые зеркала старого дома так похожи на душу того, кто угас и зачах в его стенах, кто разбил их, создав свой прообраз, кто…
Тишину прорезал глухой стон, заунывный и протяжный. В самом темном углу комнаты послышался скрежет ржавых пружин, и человек, спящий под тонкой белой простыней, нервно задрожал. Пальцы впились в подушку, вены на кистях вздулись…
- Когда ты наконец вырастишь, Фрэнсис? – визгливый женский голос… волна склизкого страха и отвращения. – Когда ты перестанешь усложнять мне жизнь? Лучше бы ты отправился на тот свет со своими никчемными родителями… посмотри на себя - ты жалкое создание, но ничего… Я выбью из тебя всю эту гадость. Снимай штаны!
- Нет… не надо, бабушка… - второй голос… голос подростка, умоляющий и хныкающий. – Пожалуйста, я больше не буду…
- Мне надоело это, Фрэнсис, тебе уже 17 лет, а ты до сих пор не усвоил, что мочиться нужно в туалете, а не под себя. Знаешь, что это, глупый мальчишка? – металлическое лязганье…
- Не надо, умоляю, бабушка… - голос стал сдавленным… - я правда не хотел… я…- речь перешла в животный крик. Розги из медной проволоки беспощадно обрушились на спину, ягодицы, бедра и пах, пробивая кожу, они взлетали вновь вместе с брызгами крови и криками беспомощного отчаяния.
Он ненавидел себя за слабость... нет, он просто ненавидел...
Фрэнсис Долахайд, будто его ужалила змея, резко сел в кровати… напряженные до предела мышцы были готовы прорвать бледное полотно влажной от пота кожи. Сердце в груди колотилось так, что его биение отражалось эхом о давящие стены.
Он был как призрак в тумане наваждения… по телу расползлась волна судороги, даже в полумраке было видно, как лихорадочный нездоровый румянец водил танцы по высоким скулам и ввалившимся щекам. Тяжелая одышка, шумные выдохи, будто последние попытки изгнать из организма жгучую отчаянную ненависть. Но это не помогало… нужно было встать, разорвать путы кошмара, двигаться, чтобы не сгореть, вырвать из груди этот ком гнилой слабости и оголодавшей боли.
Прекратить, выкинуть, содрать вместе с кожей, растоптать…
Фрэнсис, выпутавшись из липких влажных простыней, вскочил с кровати, и жар с его лица перекинулся на стопы… мужчина заметался по комнате…
- Оставь меня в покое… - стонал Фрэнк, вцепившись в короткие темно-русые волосы…
Прекратить, выкинуть, содрать вместе с кожей, растоптать…
- Заткнись!!! – взревел он и, прижавшись грудной клеткой к холодной стене, оказался в блеклом пятне лунного света. Его тело сотрясали теперь беззвучные рыдания…
Однако Фрэнсис Долахайд был уже не тот семнадцатилетний мальчик, худощавый и неуклюжий… ему было уже тридцать два года, а по мускулистой спине расползлись узоры татуировки… дивной, чарующей, наполненной странной жизнью.
Два витых рога, походящих на бараньи, лежали на костях лопаток… выбитый черной краской затылок зверя, который далее переходил в орнамент, прорисовывавший позвоночник и крылья – будто металлические пластинчатые доспехи… на копчике мужчины хребет животного начинал извиваться и на левую ягодицу татуировка ложилась уже хвостом, оканчивавшимся маленьким треугольником, остальную же часть ягодиц занимали резные крылья; они же охватывали ребра, плечи и резными «флажками» выходили на руки.
Сейчас казалось, что фантастический зверь сжался в комок, что он ранен и зализывает эту рану. На теле, но где-то глубоко внутри она продолжала гноиться… и именно эта вонь чего-то теплого, гнилого, непрестанного разложения подчиняла себе все остальные пять чувств, меняла их себе в угоду.
Фрэнк резко выпрямился. Прижался теперь к стене спиною, ударившись затылком о бетон. Его ясные голубые глаза были широко открыты, тонкие губы искусаны до крови, на щеках застыли дорожки слез… на лице лежала гримаса детского страха, растерянности… непонимания.
Глубокий вдох…
Но легче от этого не становилось.
Прекратить, выкинуть, содрать вместе с кожей, растоптать…
Фрэнк оттолкнулся локтями от стены и метнулся пулей из комнаты. Винтовая широкая лестница, холодный кафельный пол… шумное дыхание и топот босых ног.
Хлопнула тяжелая входная дверь…
Холодно… холодно… выдох с паром в апрельскую ночь… вдох. Кровь переставала кипеть, воспоминания из живых людей начинали обращаться в каменные статуи… умирать.
Вот и стали ощутимы капли росы на стопах и щиколотках. Раскаленные цепи спали, а в глазах уже мерцал не блеск страха… нет, этот свет принадлежал больной восторженности, что он снова одолел их, воспоминания в себе. Это все Он… именно Он помог начать это возрождение и обещает мощь, а в обмен один только шаг, чтобы обернуть сие статуи в прах, в каменную пыль, которую развеет ветер перемен. Боль излечивают лишь страдания, а сила – это превосходство.
Фрэнк знал это пока лишь в теории, но этого было мало, кошмары не проходили, они прятались в тенях… однако Он даст ему свет, который пожрет их…
Все так просто… только шаг.
Фрэнсис поднял лицо навстречу еще неполной луны… возможно, это был только оптический обман, но бледное освещение придало чертам его лица хищную остроту, все детское и открытое исчезло из взгляда. Холодное надменное выражение, как фарфоровая маска, правда, немного поврежденная трещиной-шрамом, которая казалась жутким изъяном теперь…
Фрэнк простоял так еще с минуту, глубоко и ровно дыша, поглощая вместе с воздухом мерцающие атомы бледного света луны. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к тишине внутри себя и ощущая, как в этой тиши постепенно зарождается нечто новое, сильное, то, чему неведомы ни страх, ни отчаяние, ни ошибки…А вместе с этим и пришла решимость.
Внешние факторы действовали всегда на его душевное и психическое состояния крайне всеобъемлюще. Напрямую. Так, будто его душа и чувства были материальны. Не косвенно, кое влияние оказывают условия вокруг или общество на всякого другого человека, то есть у каждого индивидуума далее идет преобразование и искажение сего. У Фрэнсиса все было иначе. Все было просто, без сложных перипетий с шестым чувством. Просто и незатейливо. Как у ребенка.
Долахайд провел рукой по влажным растрепанным волосам и, с трудом передвигая ноги, направился обратно в дом. Деревянные ступени недовольно заскрипели под его ногами, струйки пыли с хлопками вылетали из щелей между рассохшимися досками. Тяжелая дверь с ржавыми металлическими кольцами вместо ручек была приоткрыта, посему в прихожей с высокими потолками было прохладно – апрельская ночь прокралась и туда.
Фрэнк не пошел наверх, в свою спальню, а проскользнул под винтовой лестницей в соседнюю комнату.
Небольшая, купающаяся в полумраке… Выцветшие обои клочьями висли на стенах, рваная бумажная бахрома ниспадала на грязное поцарапанное стекло большого окна напротив двери. Оно выходило на какие-то заросли кустарников с крупными резными листьями.
Щелкнул выключатель, и в дальнем углу комнаты вспыхнул слабый свет бра, чей закоптившийся плафон был похож на «шапку» старинного уличного фонаря. Рядом с бра, на полу, стояла небольшая софа, столик, заваленный изрезанными страницами журналов, а на куче этого мусора лежала большая толстая книга, напоминающая по размерам и толщине страниц фотоальбом, и ножницы.
Чуть правее этого стола висело зеркало, точнее, его осколки, еле державшиеся на деревянной основе, а рядом большой плакат…
Гористая местность, на серых камнях лежит женщина с широко распахнутыми от трепета и непонимания глазами. Она лежит на боку, с заведенными за голову руками. Эта женщина написана в молочно-белых и солнечно-золотых красках, великолепная своей беззащитностью и порывом смиренности, а над ней возвышался человек в обличие зверя. Мускулистые ноги и спина, из которой росли мощные перепончатые крылья, оплетающие своими основаниями, казалось, сам позвоночник, чьим продолжением был толстый змееподобный хвост.
У этого очеловеченного монстра был бритый затылок, а из черепа, на самой макушке, прорастали крупные витые рога, чем-то напоминающие бараньи.
Эта репродукция испускала почти осязаемые токи безграничной силы и абсолютной власти над всем окружающим. Казалось, что изображенный зверь вот-вот обернется и сожжет одним только взглядом, что именно по этой причине женщина вся будто в золотых лучах солнца, что это на самом деле не солнце, а сверкание его взора.
На черной рисованной рамке вокруг изображения в самом низу было крупными буквами написано: Brooklyn Museum, William Blake: “The Great Red Dragon and the Woman Clothed with the Sun”.
Именно эта картина, а точнее сие крылатое воплощение мощи, легла орнаментом на покрытую шрамами спину Фрэнсиса Долахайда.
Голубые глаза Фрэнка слегка округлились и сверкнули злым детским восторгом, как у ребенка, чья ненавистная учительница поскользнулась на только что вымытом линолеуме коридора. То есть это было то самое зло, которое казалось неопасным, даже безобидным. Мимолетным и игрушечным. Но злу нельзя дать таких характеристик, лишь его образу и оболочке, само же оно всегда одно.
Фрэнк медленно, с легким налетом страха на побледневших щеках приблизился к картине и опустился на колени. Его дрожащие мелкой дрожью пальцы пробежали по надписи на репродукции и застыли.
- Я обязательно сделаю то, что ты говоришь мне, - прошептала Фрэнсис, в то время как немыслимая энергия с изображения беспрепятственно проникала в его сознание и укоренялась там, насыщала вторым Я. И это Я было Зверем.
И в какой-то момент его собственная сущность слилась с той, что смотрела на него с картины. Они стали одним целым, и по телу разлилось мягкое тепло истины и силы. Надо сделать просто шаг, чтобы это стало постоянным состоянием его души. Один правильный шаг ради того, чтобы ступить на лестницу, ведущую в бесконечность преобразований и внутреннего роста. Он сможет, да, он сможет взрастить в себе это зерно.
Фрэнсис еще несколько минут простоял так, на коленях. Взгляд его теперь горел изнутри, но поверхность глазниц, казалось, уже потускнела в полумраке, стала почти матовой. Жизнь снаружи умерла, а внутри начинала рождаться заново.
Фрэнк беззвучно вошел в большую темную гостиную, дыхание уже не было столь учащенным. Он неторопливо подошел к потрепанному дивану, стоящему напротив белого экрана, и сел. Фрэнсис на ощупь нашел на низком столике перед диваном видеокассету, достал ее из коробки с каким-то рисунком и вставил в видеомагнитофон, который был слева на тумбочке. Щелкнул включатель проектора, на сером экране появилось вначале ярко-белое пятно, оно забегало по темной поверхности, потом остановилось в центре. Затем возникла и картинка записи.
Этот фильм назывался «Похождение семьи Стоксов» и являлся смонтированной домашней съемкой. Снимал всё, судя по всему, непосредственно мистер Стокс. В первые моменты он бежал по лестнице за торопливо спускающейся стройной брюнеткой в купальнике.
- Сара, дорогая, ну покажи мне свое красивое личико, - раздался низкий мужской голос за кадром, дрожащий от бега.
- Отстань, Джош, - давясь от смеха, крикнула женщина и, на мгновение повернувшись, слегка ударила рукой по объективу камеры.
Картинка все так же перемещалась следом за Сарой через большую светлую кухню. Хлопнула входная стеклянная дверь, и зрителю стал виден большой бассейн, погруженный в трели птиц и детский визг. Вдоль бортика бегали двое мальчишек, которым было по лет 10-12, за ними ковыляла, едва поспевая, совсем маленькая девочка с золотистыми кудряшками и небесно-голубыми глазами. Она звонко смеялась, когда брызги воды от игры ее братьев попадали на нее.
Картинка вдруг замерла на играющих детях как раз в тот момент, когда они повернулись лицом к камере. На экране все быстро понеслось назад и становилось уже на том кадре, где Сара выбегала на улицу.
Фрэнсис отложил пульт в сторону и, подавшись вперед, положил ладони на колени. Его голубые глаза стали влажными, в них горела страстное жадное желание свести на нет все увиденное, пожрать это изнутри, изменить это до неузнаваемости, испить до дна их столь застоявшуюся уже чашу лицемерного счастья. Нет-нет, они не могут быть счастливы по-настоящему, потому что познать это может лишь тот, кто прошел через боль и страдания, кто прошел через ад и вернулся закаленным его огнями, лишь те избранные могут дать оценку тому, что является частью человеческой жизни. Оценку самой жизни. И их жизни не стоят ничего.
Фрэнсис сделал глубокий вдох и откинулся на спинку стула. Его взгляд пробежал по застывшему мигу жизни этой семьи и остановился на двери.
В неё он войдет через три дня, когда наступит полнолуние, и совсем иная его суть, перерожденная и всесильная оживет, станет развиваться. И он, Фрэнсис, станет так же прекрасен, воплотит собой все величие Красного Дракона и, наконец, все внутри оживет, а боль исчезнет в стеклянных глазах его жертвенных овец.
@темы: фанфикшен
-
-
21.08.2008 в 12:04ВУАЛЯ!!!
Ноу экшн - мир вокруг одного человека съеживается до одной комнатки.
Ты прямо обожаешь смаковать дурдом. Мммм...
-
-
21.08.2008 в 12:07Мир уже давно сошёл с ума)
-
-
21.08.2008 в 13:05ГЫ!
-
-
21.08.2008 в 13:06А мы все безумцы в той или иной степени)))))))
Эх... как много у меня связано с этим чудным фандомом)))))))))))))) Родной совсем...
-
-
21.08.2008 в 13:13Бедный Кай!
Пересмотрела ДВДрипнутого "Хеллбоя 2", и поняла, как глупо и наивно там было обустроено. Не всё и не всегде надо спасать, тем более, гибнующую цивизацию, перегнувшуюся за край дегенерации и упадка. Уходить всегда непросто, отступать еще сложнее. Но иногда это единственный выход. И самый тяжелый выбор.
Такие перемены не случаются за один год и даже отчаянный рывок не приводит ни к чему. И память о них, как о светлых существах, сохраняется лишь в легендах, да мифах.
Гудбай, мой друг! Ты начал глупую игру, заранее проиграв и свою жизнь и жизнь той, кого когда-то любил. Из той пустоты нельзя вырваться.
Поэтому я и фик не собралась писать, хотя по сюжету набросала. Тяжело это для всех. Поэтому я и не читаю легенды о единорогах!
-
-
21.08.2008 в 13:23А мир всегда был безумным, испещренным стереотипами и суевериями, страхом перед неизвестным и непонятным.
Не всё и не всегде надо спасать, тем более, гибнующую цивизацию, перегнувшуюся за край дегенерации и упадка.
Мы не можем судить о том, что надо, а что нет. Только то, что нам хотелось бы.
На мой взгляд, я уже это говорила, Нуада действовал правильно, пусть он и был обречён изначально. Но именно этим он и прекрасен в мои глазах. Он не овощ, он - Воин. А таких персон я как минимум уважаю.
Ты начал глупую игру, заранее проиграв и свою жизнь и жизнь той, кого когда-то любил. Из той пустоты нельзя вырваться.
Мы все уходим в пустоту.
Только кто-то это делает как обыватель, а кто-то как носитель идеи. Последнии остаются в памяти. в духовном наследии на века, а другие и телом, и душами обращаются в прах.
Всё своё отношение к идейности я выразила в стихотворении "Умереть во имя". На дайри и песня имеется на это стихО.
Впрочем, мы не раз уже говорили на эту тему.
-
-
21.08.2008 в 13:31Можно сказать, что будет, если историю учить. Нуада историю не учил и опыта тоже никакого не имеет. История уж дааавно как выделила и причины и признаки краха цивилизации. Двоечник. Соображать-то тоже надо.
Он не воин, а трус. Был бы с мозгами - давно бы сообразил что делать надо, а то он веками в носу ковырял, а как палец сломал в своей длинном носовом проходе, его вдруг торкнуло, а айда мир спасать! Мир уже весь развалился за столько-то упаднических веков, а он спасать намылился!!!.. Идиотская мысль сценаристов!.. Века жизни - это мудрость, не всегда же пыль апатии, Нуада и мудростью не оброс и элементарными мозгами не запасся. Никогда не слышал рашн пословицу - куй железо, пока горячо?.. Вот-вот!.. Были бы сценристы попрозорливее, они юе ему века бы скинули, сделав его молодым, ранним и с повышенной активностью кого-то спасать!.. Нет, они предпочли старперов с мозгами подростков.
Ккуда мы уходим - неизвестно, так что не начинай депресс и обреченность знаний вселенной гнать - НЕ ЗНАЕМ МЫ.
-
-
21.08.2008 в 13:40Конечно, крайность.
Но одно другому не мешает.
Можно сказать, что будет, если историю учить.
Не всё так просто.
Всегда существует огромное количество всевозможных факторов, которые все учесть невозможно, а значит и результат конечный непредсказуем. Прогнозируем, но всегда есть это "НО".
Он не воин, а трус.
Отсутствие абсолютного хладнокровия и способность к ошибкам - не трусость.
Века жизни - это мудрость, не всегда же пыль апатии, Нуада и мудростью не оброс и элементарными мозгами не запасся.
Я так не считаю.
Мне он мил... он в некотором смысле юн. Он продукт окружающей среды, каковым и должен быть. Он не идеал - он личность, со своими плюсами и минусами. И это отлично. Иначе он никогда бы не стал моим вдохновителем. Я эгоистка и мне главное, чтобы у меня была муза. Нуада как раз мой типаж. И точка.
так что не начинай депресс и обреченность знаний вселенной гнать
Я не гоню. Я высказываю свою точку зрения.
-
-
21.08.2008 в 13:41-
-
21.08.2008 в 13:51Во всё есть "НО", НО нельзя быть говном в проруби. Приходится решать. А чтобы принять граммотное решение, оно должно быть взвешенное ии обдуманное, что всегда базируется не только на своем опыте, но и на опыте тех, кто уже сталкивался с таким. Опыте других цивилизаций и народов. Энто ж як искусство войны - ему обучаться надо, вместо того, чтобы речевки всякие невнятные, собствненого сочинения кидать, ни на чем не основанные, кроме как на содственной схеме велисипеда!
Трусость и в больше степени глупость - говорять носу миллионы лет, белеть, стареть и звереть, поджавши хвост, себя накручивать, а потом выпрыгнуть из чулана с криком "кийя!", побёгнуть валить всё живое!!!
Да, ушлёпки, которые хотят угробить другую цивилизацию, путем уничтожения своей - всегда милы. Поэтому в фильмах (и тока лишь там) мы нежно называем их Главгада и трогательно-привязчиво любим!
Он не продукт. Он человек, создавший себя таким. Ничего маньякам лапу жать.
Всё остальное - тьма мнений!
Ты еж его идеализировала, подогнала под себя, преломила в нужную тебе сторону (чтобы он музой стал), мне же хочется стянуть с него шкуру и посмотреть остов, а видится он мне таким вот... Папуля только отмахивается, говорит, что уродов обсужать не намерен.
Эх!.. Разочаровалась... частично, конечно. Визуально всё равно нравится, техника боев хорошая... Но отсуствие мозха я персам не прощаю, как и слепую жестокость. Даже самым милым Главгадам.
-
-
21.08.2008 в 13:58Я не собираюсь выкручиваться, а лишь приостанавливаю бессмысленную беседу. Она просто опять стала таковой.
Он не продукт. Он человек, создавший себя таким. Ничего маньякам лапу жать.
И это тоже исключительно твоё мнение, как и всё остальное)
Ты еж его идеализировала, подогнала под себя, преломила в нужную тебе сторону
Ничего подобного.
Я персонажей не ломаю под себя - никогда. Единственно, что я делаю (и то не в данном случае, ибо объём не позволил), это бросаю персонажей в те или иные обстоятельства, условия, чтобы посмотреть на них в динамике.
Ни с того ни с сего ломать персов и входить в ООС - это не в моём стиле.
мне же хочется стянуть с него шкуру и посмотреть остов, а видится он мне таким вот...
Задача моя такая же, а видится он мне вот таким, каким я описывала его выше. И это не романтизация, а объёмная оценка с учётом ряда факторов. Лишнее на него вешать я не собираюсь.
Но отсуствие мозха я персам не прощаю, как и слепую жестокость.
Каждый всё оценивает и воспринимает в меру своей испорченности
Но меня это, очевидно, волновать не должно)
-
-
21.08.2008 в 14:06А для чего тогда вообще общаться, если можно ВСЁ монологизировать и чуть что (при несовпадении с твоим, скажем) говорить "твоё" мнение, "твоё" мнение, "бесмысленность" и пр., чтобы оставить за собой СВОЁ мнение.
Я и не говорила, что сломала, подстроила под себя - сломать - это потом перекроить заново.
Но ведь у тебя всё равно не Нуада, а твой персонаж с именем Нуада. Потому что Нуада - это персонаж Дель Торо... Всё остальное... ДА!!! НАШЕ мнение. Тэчека.
Ты правильно написала, видится. ТВОЙ персонаж, ТВОИ обстоятельства.
Ты про меня что ли? Испорченность? Ну уж ляпанули!..
Да, не должно.
Опять то самое "МОЁ"! И я не буду ничего говорить, потому что есть испорченные, а есть "МОЁ" мнение.
Хреново.
-
-
21.08.2008 в 14:11Я просто реально смотрю на вещи.
Дискуссия имеет смысл, если подразумевается возможность пересмотра позиции одного из оппонентов. Как давно уже ясно, это не тот случай. Вот и всё.
Ты про меня что ли? Испорченность? Ну уж ляпанули!..
Вообще-тог есть такое устоявшееся выражение: "Каждый всё понимает в меру своей испорченности". Одно из ключевых слов - каждый.
Всё остальное... ДА!!! НАШЕ мнение. Тэчека.
Ну если с этой точки зрения, то да.
-
-
21.08.2008 в 14:17Дискуссия имеет смысл, тогда, когда она развивается и приводятся доводы, а когда сразу говорится "о реальностях просмотра на вещи и личном мнении" - дискуссия обрывается на личном "мнении". Высказались, как треснули рогами над пропастью, и разошлись со своим мнением. У тебя всё и всегда сводится к заготовленной фразе "мое мнение", типа хрен оспоришь.
Нет, не каждый, учитывая, что нас всего двое и сказано было это не самой себе и не в пустоту. Сказано цэ было мне.
Да, с "твоей" точки зрения - "да".
-
-
21.08.2008 в 14:20И о себе тоже)
У тебя всё и всегда сводится к заготовленной фразе "мое мнение", типа хрен оспоришь.
Не всегда.
Только когда все строится на дискуссии о "не научном", а значит крайне субъективном.
-
-
21.08.2008 в 14:28Сгладить углы, уйти, уйти. "Лоялти, лоялти", прямо как в песне "Колыбельная Мордреду".
Зай, мы тут не о НАУКАХ говорим, а о кино!
Но если всегда долдонить "мое мнение" в случае возникновения угла или затягивании диалога (по твоему мнению). ты быстро втыкаешь нарботанное "личное мнение" и ставишь точку, в то время как всё обсуждаемое может продолжать обсуждаться не переходя в плоскость - "бред"... или как это... "в меру испорченности".
Не все шероховатости надо полировать до блеска.
Не слушать и не слышать с плакатом "личное мнение".
Эх, лан...
Моё бла-бла-бла ты всё равно пропустила.
-
-
21.08.2008 в 14:43Глупости.
Просто биться головой в глухую стену не имеет смысла.
Мне изначально далека твоя позиция, причём обусловлено это не твоей неправотой, а моим восприятием.
Оно всегда будет субъективном.
Именно!
И поэтому придти тут к консенсусу практически невозможно.
Ты высказалась, с аргументами и доводами. Я сделал тоже самое. И всё. дальше тут можно плавать до бесконечности и так ни к чему и придти (приплыть).
Не все шероховатости надо полировать до блеска.
Ну полировать - это абсолютировать. что в природе человека не предусмотрено))
Не слушать и не слышать с плакатом "личное мнение".
Я всегда слышу и слушаю своего оппонента. Но в данном случае я эту позицию для себя не принимаю, т.к. вижу всё иначе. Детали уже мною были неоднократно прорисованы)
Моё бла-бла-бла ты всё равно пропустила.
Твои посты я все читаю внимательно.
-
-
21.08.2008 в 14:49Прийти можно, но не по всем вопросам. И приход этот вопрос действия обоих диалогистов, а не отделение шведской стенкой "своей" и "чужой" позиции.
У тебя вариант полировки и раскачки весов. Углы сгладить, в остальном качаться. Пока неизменно. Посмотрим что изменится.
Пока нельзя сказать, что слышишь, точнее сказать, желаешь, слышать - если мнение порек твоему, то ты говоришь "нет" и сворачиваешь тему. Категорично? Да. Не хочешь менять свою позицию? Да... Ну, думаю, в следующих постах, я буду так к этому и относится - уход от темы с выкладкой "мое мнение" - нежелание менять свое мнение и слушать чужое (нежелание слушать, потому что своя позиция не намерено меняться). Учтено.
Если б ты еще хотела слышать.
-
-
21.08.2008 в 15:19Резкая и глухая оборона/нападение наводит на совсем иные мнения.
да и разве можео заставить человека чувствовать и воспринимать иначе в обычной дискуссии? Полагаю, нет.
У тебя вариант полировки и раскачки весов.
Ничего подобного.
Значит ты невнимательно читала то, что я писала. гибкость позиции не значит её нечёткость, идеализация или колебание. Всё это я уже писала.
Ну, думаю, в следующих постах, я буду так к этому и относится - уход от темы с выкладкой "мое мнение" - нежелание менять свое мнение и слушать чужое (нежелание слушать, потому что своя позиция не намерено меняться). Учтено.
Можешь считать так, как тебе будет угодно.
то ты говоришь "нет" и сворачиваешь тему.
Только при безальтернативности разговора (кажется, раз 5-ый я уже говорю:gigi
Например, касаемо наиболее мне интересной исторической темы - холокост - дискуссия с одним товарищем у меня длится уже год. И она продуктивна. ибо это беседа по научному факту, без пристрастий и эмоций. Тут аналогичный номер не пройдёт.
И баста.
-
-
21.08.2008 в 15:47В дискуссии может быть всё, если она состоялась. У нас дискуссий нет.
Ну это как раз мое мнение, что твоя гибкость походит на раскачку и уход от углов.
Ага!
Тебе он таким кажется всякий раз, когда он становится : жесче или переходит в ту плоскость, которая тебе кажется неинтересной.
Вот именно, а там, где нет места сухим фактам, и больше места для собственного мнения и интрепретаций, ты рубишь с плеча и говоришь "мое мнение" (то есть завязывай с диалогом). Ну и, конечно, стоит чуть попплыть, ты тоже сворачиваешь тему.
Всего знать нельзя, всех людей, тем более, а общение - это не только обмен книжными фактами, что особенно приятно.
Мы с одним молодым челом перешли грань мистики и диалоги ведутся даже больше двух лет, потому что новые вопросы всплывают, интересные мнения и теории! Я плыву в этой теме по больше части, но диалог у нас не топчется на одном месте, а развивается в разных и полезных направлениях, да и я сама тематику подкапываю. Что до сходства мнений, то тут полный раскосец!!! Едва ли не диаметральная противоположность! По некоторым вещам, мы год ломали пики, чтобы потом подойти не компромиссу, а к взаимному пониманию. И оказалось, что наши позиции схожи, только разными словами говорили. Где-то и не сходятся вовсе. Никогда! Но диалог не обрывается. Никто не говорит, хлопая дверью перед носом, "мое мнение" и баста.
Вывод - для беседы нужно желание беседующих. И никак не беседеющего (с самим собой). + умение слышать, не перегибая своё личное и не отбрыкиваясь от другого.
Всё возможно, короче.
-
-
23.08.2008 в 11:14Ну это не новость
ты рубишь с плеча и говоришь "мое мнение" (то есть завязывай с диалогом). Ну и, конечно, стоит чуть попплыть, ты тоже сворачиваешь тему.
Я уже все говорила, касаемо этого вопроса.
Мотивация к прекращению дискуссии лишь её бесперспективность, а время слишком ценная вещь.
И оказалось, что наши позиции схожи, только разными словами говорили. Где-то и не сходятся вовсе. Никогда! Но диалог не обрывается. Никто не говорит, хлопая дверью перед носом, "мое мнение" и баста.
Что касается предметной дискуссии - например, истории, я этого делать не буду, ибо точная наука - мать всей материи. И вот тут можно говорить по факту. а остальное, временами не менее важно, но по сути - вода.
умение слышать, не перегибая своё личное и не отбрыкиваясь от другого.
Абсолютно согласна)
ЗЫ: сорри, что не отвечала так долго, просто последнии пару дней было неважное настроение. т.ч. сама понимаешь...)))